После того, как выяснена действительная сущность спасения, становится самоочевидным и ответ православного на вопрос о, так называемых условиях спасения, т.е. о том, что нужно человеку иметь, чтобы спастись, одну ли веру или при вере еще и дела.

    Инославные никак не могут примирить эти два, так называемых условия потому, что ложно понимают смысл жизни человека, а отсюда и спасение. Они думают, что человек мог бы быть спасен и без его личного участия, если бы не требовала этого участия правда Божия. И это не кажется им нелепым потому что они позабыли истинный смысл жизни и спасения: смысл жизни не в наслаждении, а в святости, и сущность спасения — в освобождении от греха. Раз позабыта эта истина, тогда весь вопрос только в том, чтобы удовлетворить правде Божией, которая, как бы вопреки желанию и способности человека, налагает на него проклятье. Отсюда внешнее представление о заслуге Христа и пр. Удовлетворить правде Божией человек может своими жертвами, которыми он и заслужит помилование и вход в небесное царство для бесконечного самоуслаждения. Но этот путь в Св. Писании признан недостаточным Пришествие в мир Сына Божия и восполняет этот недостаток, т. е., поясняют инославные со своей точки зрения, Христос принес за нас такую плату, которая обеспечила нам пред правдой Божией прощение. Но, ведь, не все люди спасаются? Где же преизлишествующее удовлетворение правде Божьей? Очевидно, эта правда не вполне удовлетворена за всех, а только за некоторых Нужно усвоить себе заслугу Христа, отвечают западные. Как же происходит это усвоение? На это они отвечают учением о вере как об орудии восприятия заслуги Христовой. Раз человек поверил, что заслуга Христа принесена и за него, тогда эта заслуга и считается как бы его. С такой верой, конечно, плохо мирятся собственные дела человека, и мы выше видели, к каким уловкам должно прибегать западное христианство, чтобы избежать вывода, к которому роковым образом оно идет - избежать именно, упрека, что оно отрицает самодеятельность человека в его спасении.

    Православию такой вывод совсем не сроден. Признавая смысл жизни человека и содержание будущего блаженства в святости, православие не может по этому самому признать спасения каким-нибудь внешне-судебным или магическим вообще лишенным самодеятельности человека, событием. Какими бы искусственными мерами мы ни пользовались, помимо свободного согласия человека мы не можем сделать его святым не можем насильно заставить его полюбить добро настолько, чтобы ради добра он позабыл и о себе самом. С православной точки зрения это прямая нелепость. А раз спасение теряет навязанную ему западом внешность; раз оно есть действие или лучше известное переживаемое настроение, зарождающееся и развивающееся в душе при непременном участии свободы; — тогда и вопрос об условиях спасения получает иной и более естественный смысл. Нельзя спрашивать, за что человек получает спасение, а нужно спрашивать, как человек содевает свое спасение. Тогда вера и дела получают значение не внешних оснований, сила которых только в том, что они привлекают к человеку доселе закрытую от него милость Божью; а становятся причинами, производящими то расположение души, которое делает человека способным к восприятию милости Божьей, к общению со всесвятым Богом. В таком случае об эти производящие причины не только не противоречат и не исключают одна другую, но взаимно дополняются и в некотором отношении даже совпадают.

    Если мы в вопросе об условиях спасения захотим основаться только на букве Св. Писания или Предания, то поставлены будем в некоторое затруднение. И в Св. Писании, и в Св. Предании мы откроем два ряда данных, из которых одни силою утверждают спасение единой верой во Христа, а не делами или с делами, другие же также решительно говорят, что одной веры недостаточно, необходимы непременно дела.

    Так, не будет слишком сильным сказать, что проповедь о единой спасающей вере проникает собою весь Новый Завет и составляет его главное и наиболее утешительное содержание. „Кто будет веровать и крестится, говорит Господь, спасен будет, а кто не будет веровать, осужден будет" (Мф. XYI, 16). Христос Свет истинный, дал тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, власть быть чадами Божьими" (Ио. I, 12), и смысл всего домостроительства в том и состоит „дабы всякий верующий в Сына Божия не погиб, но имел жизнь вечную" (Ио. III, 15. 16, 18. 36 и т. д.). Евангелие цель свою имеет в том, чтобы люди „уверовали, что Иисус есть Христос Сын Божий, и веруя имели жизнь во имя Его" (Ио. XX, 31). „Вы, пишет христианам апостол Петр, доселе не видя (И. Христа), но веруя в Него, радуетесь радостно неизреченною и преславною, достигая, наконец, верою спасения душ" (1 Петр. I, 8 — 9). Наконец в Новом завете находятся послания св. апостола Павла, который всю свою жизнь отдал на проповедь о единой спасающей вере „Благовествование Христово, говорит он есть сила Божия ко спасению всякому верующему, во первых иудею, потом и Эллину. В нем открывается правда Божия от веры в веру, как написано: праведный верою жив будет" (Римл. I, 16=16). „Если устами твоими будешь исповедывать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься. Потому что сердцем веруется в правду, а устами исповедуется ко спасению" (X, 9 — 10). „Узнав, что человек оправдывается не делами закона, а только верою во Иисуса Христа, и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона (Гал. II, 16). „все сыны Божии по вере во Христа Иисуса" (III, 26). „Благодатно есте спасение чрез веру" (Еф. II, 8) и много других мест.

    Но рядом с апостолом Павлом в том же Новом Завете мы находим апостола Иакова с его обличениями мертвой, т. е. недеятельной веры, — апостола, который прямо говорит, что „человек оправдывается делами, а не верою только" (II, 24). „Что пользы, брат мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? может ли эта вера спасти его? Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, а кто-нибудь скажет: идите с миром грейтесь и питайтесь, но не даст им потребного для тела: что пользы? Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе" (II, 14 — 17). „Ты веруешь, что Бог един: хорошо делаешь; и бесы веруют и трепещут" (ст. 19). Рядом с проповедью о единой спасающей вере во всем Новом Завете идет проповедь о ее недостаточности для спасения. „Не всякий, говорящий Мне: Господи, Господи, войдет в царство небесное, но исполняющий волю Отца Моего" (Mф. VII, 21 — 23). „Если, говорит тот же апостол Павел, имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто" (1 Кор. XIII, 2). Необходимы два начала, друг друга обусловливающие и дополняющие, вера и любовь. „Во Христе Иисусе не имеет силы ни обрезание, ни необрезание, но вера, действующая любовью" (Гал. V, 6). „Обрезание ничто, а все в исполнении заповедей". (1 Кор. VII. 19). Главное в том чтобы верующие „жили достойно благовествования Христова" (Фил. I, 27), потому что только при этом условии жизнь членов тела Христова будет полным следованием завету Христову. „Заповедь Его та, чтобы мы веровали во имя Сына Божия Иисуса Христа и любили друг друга, как Он заповедал нам" (1 Ио. Ш, 23).

    В святоотеческих творениях тоже как бы два течения. С одной стороны идея единой спасающей веры есть одна из самых обычных и самых любимых отеческих идей. Спасение верою являлось для них той благою вестью, которая переродила мир и привела его к познанию Бога. „Эта вера, говорит Климент Александрийский, есть единое всеобщее спасение человечества" ^[1]. Св. Иоанн Златоуст в древней церкви, св. Тихон Задонский у нас могут быть названы такими же глашатаями единой спасающей веры, каким в апостольский век был св. апостол Павел ^[2]. Другие хотя и не так постоянно, однако проводили ту же мысль, доказывая тем единство учения у всех ^[3].

     Но этой единой спасающей вере в творениях Св. Отцов постоянно противостоит учение о ее недостаточности и о необходимости, кроме ее и рядом с ней, еще добрых дел как ее необходимого дополнения. ,,Вера без дел никого не спасает", говорит бл. Августин ^[4]. „Вера требует дел. Говорит преп. Исаак Сирин и надежда на Бога обнаруживается в злострадании за добродетели. Веруешь ли, что Бог промышляет о всех тварях и всесилен? Да сопровождает веру твою приличное делание; и тогда услышит тебя Бог. Не старайся в горсти своей удержать ветер, т.е. веру без дел" ^[5]. Тот же самый И. Златоуст и с такою же настоятельностью внушал своим слушателям мысль о недостаточности веры и убеждал их стараться творить дела ^[6]. Точно то же замечается и в творениях других отцов церкви ^[7].

    Очевидно на одной букве основаться нельзя: скажем ли мы, что спасаемся одной верой или будем утверждать, что при вере необходимы и дела, и в том и в другом случае одинаково можем найти себе оправдание в Св. Писании и творениях отцов церкви. Необходимо, следовательно, внимательно различить, о чем говорит в известном месте тот или другой писатель. Этим путем мы устраним весьма много изречений, которые по букве, как будто, касаются вопроса именно о личном спасении, на самом же деле к нему не относятся.

    Прежде всего, весьма часто в Св. Писании вера во Христа противополагается неверию, т. е. коснению в язычестве или иудействе. Верующий в таком случае будет значить: человек принявший крещение и вступивший в общество учеников Христа. В отеческое время к этому присоединилась еще черта. Тогда в церкви происходили почти непрерывные догматические споры. Поэтому истинным последователем Христа в устах отцов церкви был только тот, кто принимал все догматы Церкви. Таким образом, вера во Христа в некотором смысле отожествилась с правоверием с to dogmaticon eidoV thV pistewV ^[8]. Нередко эта вера, т.е. бытие в церкви и принятие церковных догматов называется в Св. Писанием и Преданием единым спасением человека. Вера церковная называется „животворящей верой" ^[9]. Но это, конечно, потому, что в умах священных писателей и отцов церкви было вполне ясно отношение между учением и жизнью. Они знали, для чего принимали на себя последование Христу, знали, и почему нужно было стоять за тот или другой догмат. Тот или другой способ мышления был для них знаменем целого уклада жизни. „Пусть, говорит преп. Ефрем Сирин будет для тебя всего предпочтительнее вера во Святую Троицу; потому что без сей веры невозможно жить истинною жизнью" ^[10]. Неизменно сохраняющий веру в Отца и Сына и Святого Духа только и может быть на самом деле „образован по таинству" ^[11], т.е. носить или иметь образ истинного последователя Христова. Только „правильные (правые) догматы о Боге освящают душу" ^[12]. Но само собою понятно, что возможен и совершенно другой порядок вещей. Весьма многие принадлежат к православию только потому, что никогда не задавали себе вопроса о том, во что они веруют. Правоверие является для них только наследством от предков, может быть дорогим, но только потому, что оно наследство предков. В сознании таких людей между догматом и жизнью прямой связи нет. Отсюда и правоверие для таких людей оказывается уже недостаточным для спасения. Является необходимым убеждать их проводить жизнь по закону Божию. Таким образом, явилось весьма много мест в Св. Писании и отеческих творениях, где говорится о вере и делах как двух различных и равно необходимых началах спасения.

    Этот ряд данных, конечно, не может влиять на наши выводы: здесь речь идет совсем не о вере и делах а только о „холодной вере", как называет ее св. Кирилл Александрийский ^[13], о внешнем неосновательном притязании на имя христианина. Тогда и убеждение творить при вере и добрые дела, имеет тот лишь смысл что напрасно и считать себя христианином, если не заботиться о спасении. Смысл такого убеждения будет одинаковым напр., с подобными рассуждениями св. И. Златоуста: „Ни крещение, ни отпущение грехов, ни знание, ни причастие таинств, ни священная трапеза, ни принятие тела, ни причастие крови, ничто другое из этого не в состоянии будет нам помочь, если не имеем жизни правой и удивительной и свободной от всякого греха" ^[14]. Другими словами, здесь говорится не о спасении, не о том, как оно совершается, а о необходимости его совершать.

    Кроме того, чтобы понимать отеческое учение, нужно всегда помнить, к кому это учение направлялось. Направлялось же оно к человеку обыденному, только наполовину живущему по Христу. Вечная жизнь для такого человека представляется потусторонней мздой; блаженство ее он отделяет от ее содержания, т. е. святости. Соответственно этому и в деле спасения на первое место для него должна выступить не его нравственная сторона, не избавление человека от греха и вступление на путь истины, а сторона, конечная, — то решительное определение участи человека, которое совершится по смерти. В таком случае; то, что служит на самом деле прямым началом спасения, предначинает его, для обыденного человека представляется только некоторым основанием к получению еще грядущего спасения. Отсюда, и та сила, которая на самом деле совершает или приводит человека к совершению спасения, с обыденной точки зрения представляется подготовляющей только спасение. Являются, таким образом, как бы два условия спасения: сила, производящая материю; и сама материя: вера, укрепляющая ревность человека, и добрые дела, как плод веры.

    Эти две возможные точки зрения: строго богословскую, научную, обнимающую спасение со всех сторон и обыденную, сосредоточивающую внимание на последнем решении участи человека, и нужно иметь в виду, чтобы правильно понять библейское и святоотеческое учение об условиях спасения.

    Итак, рассуждая по существу, спасение есть свободо-благодатный переход человека от зла к добру, от жизни по стихиям мира и от вражды против Бога к жизни самоотверженной и к общению с Богом. Что служит условием такого перехода?

    В собственном и строгом смысле таким условием или производящей причиной может быть вера во Христа.

    Как бы человек ни успевал в делании добра, какие бы подвиги он ни предпринимал, но если нет у него веры во Христа, сам он никогда не постигнет той истины, что Бог его прощает. Пред сознанием человека стоят его бесчисленные грехи и неумолимый закон правды, требующей удовлетворения. Сам Бог представляется им поэтому, только в виде грозного, карающего Судии, представляется враждебным человеку. Не имея ничего сказать в свое оправдание, человек только трепещет Бога и готов скорее бросить всякую мысль о своем спасении и отдаться безбожию. Сам собою любви Божией он не поймет и к Ней не обратится. „Как призывать того, в кого не уверовали?'' (Римл. X, 14). Как обратиться с мольбою о помощи и прощении к Тому, о любви кого не знают? „Преступления и грехи наши на вас и мы истаиваем в них: как же мы можем жить?" (Иео. XXXIII, 10).

    Грешник может просить у Бога помилования только тогда, когда знает, что Господь относится к человеку „по великой милости Своей и по множеству щедрот Своих", только в этом случае человек может просить об отмене праведного приговора Божия за грехи (Пс. L, 3. 6). Закон правды предносится сознанию человека во всей своей неумолимой ясности: „Беззакония мои я сознаю и грех мой всегда предо мною. Тебе, Тебе единому согрешил я, лукавое пред очами Твоими сделал". Этого сознания загладить нельзя. Где же спасение? „Жертвы ты не желаешь, к всесожжению не благоволишь" (ст. 18). Удовлетворения, казни грешника Господь не желает Он принимает всякого, как бы ни велики были его беззакония, всякого, кто придет „с сердцем сокрушенным и смиренным" (ст. 19). Если грешник ждет от Бога только „обличения в ярости и осуждения в гневе", тогда нет ему спасения: „Беззакония его превосходят главу его, тяготеют над ним подобно тяжкому бремени", поэтому, нравственные силы оставляют человека, он „изнемогает и сокрушен чрезмерно", он „близок к падению", удел его только „скорбь". Но „на Тебя. Господи, уповаю я; ты услышишь, Господи Боже мой". В этом сознании милости Божией и состоит залог торжества над врагами его спасения, оно же и дает человеку решимость обратиться с мольбой о помиловании и помощи к Тому же Господу, Которого гнев праведный он возбудил своими грехами. „Не оставь меня, Господи Боже мой, не отступи от меня" (Пс. ХХХVII).

    Но как человек узнает об этом? „Бога никтоже нигдеже виде"; познать, следовательно, что Он есть любовь никто сам собою не может. Его явил человечеству „Единородный Сын сый в лоне Отчи". „Любовь Божию мы познали в том, что Он положил за нас душу Свою" (1 Иоан. III, 16). Таким образом, познать любовь Божию может только тот, кто верует, что Иисус, пострадавший и распятый, есть действительно Сын Божий. А раз кто верует, что Христос действительно, пострадал ради нас в том может ли остаться какой-нибудь след страха пред Богом и отчуждения от Него. „Если Бог за нас, говорит верующий, кто против нас? Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего"? Человек сознает себя бесконечно виновным пред Богом, но если Бог дал Своего Сына, чтобы „привлечь всех к себе" (Иoaн. ХП, 32; Кол. 1, 20 — 22), если для одной погибшей овцы Он оставил Своих девяносто девять непогибших, — следовательно, эта овца, при всей своей греховности, при всей своей отчужденности от Бога, продолжает быть дорога Ему, — при всей ее греховности, Бог для нее сошел на землю и зовет ее к Себе. Грех, следовательно, более не лежит между Богом и человеком, Бог Сына Своего отдал, чтобы убедить человека в Своей любви к нему и в Своем всепрощении. „Кто же (после этого) будет обвинять избранных Божиих? Бог, Сам Бог не поминает их греха, „Бог оправдывает их". Кто осуждает? кто может грозить им судом и карою? „Христос Иисус умер, но и воскрес" (Римл. 31 — 34). Вот вечное и несомненнейшее доказательство любви Божьей к грешнику. Таким образом „чрез веру" во Христа Иисуса человек „получает дерзновение и надежный, несомненный доступ к Богу" (Еф. III, 12). Сын Божий, по выражению преп. Ефрема Сирина, „показал человеку милость Отца, возвестил о скорби темных сил и о вражде с земным. Убедил искать примирения, стал посредником мира, обещал примирение, указал способ, а именно, что мир будет приобретен крестом и устроил дело так, что раб притек к Владыке Сын, познал Отца" ^[15].

    Таким образом, вера во Христа является тем средством, чрез которое человек узнает любовь Божью, т. е. то, что содеянный грех отнюдь не препятствует сближению Бога с человеком, что Бог простил грех и все свое домостроительство направляет к тому, чтобы как-нибудь возвратить к Себе греховного человека. „Риза христиан, покрывающая безобразие нашего греха, есть вера во Христа", говорит св. Василий Великий ^[16]. Раз человек верует во Христа, он, следовательно, верует в любовь Божию, и отнюдь не боится, ради своих прежних грехов приступать к Богу с мольбою о прощении и помощи, зная, что любовь Божия только и ждет его обращения.

    В этом смысле и можно православному сказать, что вера служит как бы органом восприятия благодати и милости Божьей. Верующий знает и верует во всепрощающую благость Божию и потому не боится погибели. „Верная душа, говорит св. Тихон Задонский, присвояет благодеяния Божия и заслуги Христовы себе, которые человеколюбивый Бог всей твари вообще показал и показует" ^[17]. Т.е, это не значит, чтобы верующий считал своей заслугой дело, совершенное Иисусом Христом и, ради этой платы Богу, более уже не боялся Его гнева или суда за свои грехи; — это значит, что человек, узнавая дело Иисуса Христа, чрез это самое узнает о том, что Бог — не карающий Гнев, требующий Себе отмщения и не могущий даром простить никого, каким представляло Его подавленное грехом сознание человека, — что наоборот, Бог есть всепрощающая любовь, — что нет греха, который бы победил эту любовь. Вследствие веры во Христа, человек начинает узнавать своего Небесного Отца и чувствовать на себе Его любовь, которая не вменила ему его согрешений.

    Раз явилась такая вера в человеке, тогда сразу же меняются отношения между ним и Богом. Доселе любовь Божия не находила себе соответствия в человеке. Боясь праведного суда Божия, человек отдалился от Бога и вместо любви относился к Нему со враждой. Теперь же его сознание проясняется: он видит что Бог — не Грозный Владыка, а Отец, что Он не пожалел Своего Сына, чтобы только примирить с Собою человека. Естественно, что — и вражда против Бога, отчуждение от Него в человеке пропадает. Вместо отчуждения, он начинает стремиться к Богу; отвечать на Его любовь любовью же. Бог для Него уже не чужой, он называет Его своим „Господь мой и Бог мой", говорит уверовавший Фома. „Свойство сердечное веры говорит св. Тихон Задонский Бога своим Богом от сердца называть; тако Давид глаголет: Господи Боже мой, хотя и всех верных есть Бог" ^[18]. „Христос глаголет расслабленному: дерзай, чадо, отпущаются ти греси твои. Тако милосердием Божиим ободряет и всякого верного вера, в сердце его живущая; дерзай, яко Бог милостив есть, и потому помилует тя; истинен есть, и потому исполнит свое обещание, услышит тя призывающего; всесилен есть, и потому может избавити Тебе. Отсюду бывает, что верный с горячим любви дерзновением Бога своим Богом называет: Боже, Боже мой, к тебе утреннюю (Пс. IXII,). Боже мой, милость моя (Пс. LVIII, 18); называет своею крепостью, утверждением, прибежищем и пр.: возлюблю Тя Господи, крепосте моя! Господь утверждение мое и прибежище мое, избавитель мой, Бог мой, помощник мой, и уповаю на Него; защитник мой, и рог спасения моего (Пс. XYII 2 — 3). Таковое веры дерзновение изображается и во Псалме ХС-м: живый в помощи вышнего, и пр. Тако Дамаскин, духом радуяся и играя, поет в своих к Богу песнях: Ты моя крепость, Господи! Ты моя и сила! Ты мой Бог! Ты мое радование" ^[19], и причину этого радостного присвоения себя Богу Дамаскин указывает именно в том, что он узнал любовь Божью, явленную в пришествии в мир Сына Божия: „не оставль недра Отча и нашу нищету посетив". „Кто отлучит нас от любви Божьей; скорбь или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или меч? Я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, ни начала, ни силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе Нашем (Римл. IХ, 35. 38 — 39). Вместо отчуждения, человек всею своею душою отвечает на любовь Божию, устремляется на Ее зов. Между Богом и человеком установляется самый тесный нравственный союз, единение.

    Об этом-то и говорит св. апостол Иоанн Богослов: „Кто исповедует, что Иисус есть Сын Божий, в том пребывает Бог, и он в Боге" (I Иоан. IV, 16). Т. е. не произнесение известных слов, конечно, привлекает Бога в душу человека. Апостол дальше делает несколько указаний, как совершается это духовное соединение человека с Богом Он дальше говорит о том, что верующие познали любовь Божию в смерти Христовой. „Бог есть любовь, и пребывающий в любви в Боге пребывает и Бог в нем. В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх. Поэтому и верующие уже не страшатся суда (I Иоан. IV, 16 — 18). Будем любить Его, потому что Он прежде возлюбил нас (ст. 19). Таким образом, исповедание тем спасительно, что оно необходимо сопровождается любовью к Богу, которая изгоняет страх и соединяет человека с Богом „Вера, говорит св. Тихон Задонский, душу верного таинственно соединяет со Христом, аки невесту с женихом (общение любви), яко же пророк глаголет в лице Господа: обручу тя Себе в вере, и увеси Господа (Ос. II, 20). И апостол сему соответствует глаголя: обручих вас (верным глаголет) единому Мужу деву чисту представити Христови (2 Кор. XI, 2. 3)" ^[20]. „Бог описывает это состояние св. И. Златоуст призвал нас не для того, чтобы погубить, но чтобы спасти. Откуда видно, что Он именно этого хочет? — Сына своего, сказано, дал есть" за нас (Иоан. III. 16). Он столько желает нашего спасения, что дал Сына Своего и не просто дал, но на смерть. Из таких размышлений раждается надежда. Не отчаивайся же, человек переходи к Богу, Который не пощадил даже Своего Сына. Не страшись настоящих бедствий. Тот, Кто предал Единородного, дабы спасти тебя и похитить из геенны, пожалеет ли чего еще для твоего спасения? Следовательно, надобно ожидать всего доброго. Ибо мы не устрашились бы, если бы нам надлежало предстать на суд пред судиею, имеющим судить нас, который показал бы такую любовь к нам что заклал бы за нас своего сына. Итак будем ждать всего доброго и великого; потому что главное получили, если веруемо (бремя не страшит больше и не отгоняет от Бога, любовь Божия узнана). Но видим пример; будем поэтому и любить Его. Иначе было бы крайним безумием не любить Того, Кто столько возлюбил нас" ^[21]. Из познания любви Божественной следует уничтожение страха и дерзновение, а далее союз любви, чувство взаимной близости, присвоение друг другу.

    Уже нет более в сознании человека удручающего его страха: Бог для него не чуждый, грозящий Судия, неумолимый в своем правосудии, — Бог — любящий его Отец, который не помянет его прежних грехов, не станет ему выговаривать, почему так долго не приходил, где растратил данное тебе имение. Он еще издали увидя его, выйдет к нему навстречу и не расспрашивая, прикажет облачить в лучшую одежду и будет веселиться спасению грешника.

    Протестанты, доведя совершение спасения человека до этого места, круто его обрывают и говорят, что спасение или оправдание человека совершилось, что он — с Богом, больше ему ни делать, ни желать нечего. Отселе благодать Божия поселяется в человек и производит в нем только добро. Вера начинает приносить свойственные ей плоды. Задача человека на земле кончилась.

    Из представленного можно видеть, в чем коренная ошибка протестантства. Вера человека открывает ему только ту истину, что Бог за его прежние грехи карать его не будет, что, напротив, Он готов его принять и помиловать, признать его Своим сыном. Но, ведь, это, если можно так сказать, только очищает человеку путь к Богу, а не производит что-нибудь с человеком. Доселе человек боялся обратиться к Богу, а теперь он узнал Бога и перестал Его бояться, напротив, полюбил. Но, ведь, человек все еще прежний. Необходимо ему не только полюбить или перестать бояться Бога, но и деятельно, действительно к Нему обратиться.

    Конечно, в ком есть такая вера, тот уже наполовину обращен „Никто, находясь в заблуждении, не захочет, говорит св. И. Златоуст, обратиться к вере, если предварительно не предпишет себе доброй жизни, и никто не останется в неверии, если предварительно не решиться навсегда оставаться злым" ^[22]. Откуда неверие в такие явления (т.е. в возможность будущего суда)? От расслабления души: пили да ели, и потому не верили. Ведь, чего кто хочет о том и думает того и ожидает" ^[23]. Что скажет сознанию человека проповедь о пострадавшем для его избавления от греха Христе Сыне Божием, если все его внимание устремлено на самоуслаждение, если бог его — чрево? „Как неизлечимые раны не поддаются ни острым ни смягчающим (toiV glucainein auta dunamenoiV) лекарствам: так душа, если однажды сделается пленницею и предаст себя какому-нибудь греху (plhmmelhmati) и если притом не желает подумать о своей пользе, то, хотя бы кто десятки раз внушал ей, он не достигнет ничего, но как будто бы совсем лишенная слуха, она не получит от увещания никакой пользы, не потому, чтобы не могла, но потому что, не хочет" ^[24]. Следовательно, присутствие веры уже показывает начало обращения человека; потому что, как говорит св. Афанасий Александрийский, „вера есть знак душевного произволения" ^[25]. Чтобы придти к мысли о том, что Бог не гневается за прежние грехи человека, что Он при всей Его святости есть любовь, для этого необходимо прежде всего много перечувствовать в своей душе, нужно понять тяжесть греха, признать себя погибающим и достойным погибели. Только после этого, когда душа выстрадает это сознание, и возможна описанная вера в любовь Божию, этот нравственный союз, исполняющей человека такой радостью. Непонимающий тяжести греха, не поймет и сладости быть незаслуженно прощенным: как тогда он не ощущал гнева Божия, так теперь не может ощутить и любви. „Когда, говорит преп. Нил Синайский, подобно малой ласточке, отверзаем уста разумения. Пришедши в чувство своей худости и малости и телесного уничижения, и всею душою обратившись к Богу; тогда благодать Господня не умедлит посетить нас и пришедши дает пищу, как птенцу какому-нибудь, открывающему рот и сообщить, как говорится, Божественные утешения, Божественные мысли, Божественное услаждение, Божественный страх и премудрость и любовь, и Божественную радость, и откровение великих таинств" ^[26]. Если нет потребности, не может быть и стремления к ее удовлетворению. „Смотри, говорит св. И. Златоуст, с какой точностью евангелист рассказывает: сказав, что (Иоанн) прииде проповедуя крещение покаяния в пустыне Иудейской, прибавил: отпущение грехов; как бы сказал: он убеждал их к сознанию и покаянию во грехах, не для наказания их, но дабы они удобнее получали отпущение следовавшее за этим (т. е. покаянием и сознанием). Ибо, если бы они не осудили самих себя, то не стали бы просить и благодати, а не ища ея, не удостоились бы и отпущения грехов" ^[27]. Начало веры, таким образом, в покаянии, в чувстве своей греховности. „По собственной вине покрывшись облаком неправды, душа, говорит преп. Ефрем Сирин, блуждает во грехах, не зная того, что делает, не примечает окружающей ее тьмы и не разумеет дел своих (вот состояние до воздохновения веры). Но как скоро коснется ее луч всеоживляющей благодати, душа приходить в ужас, припоминает что ею сделано, и возвращается с опасной стези, от злых дел своих ... с великой скорбью воздыхает она, жалобно сетует, проливая потоки слез, и умоляет, чтобы можно было ей добрыми делами возвратиться в прежнее достояние свое... Льются слезы из очей ее об утраченной красоте; многочисленны гнойные струпы ее, и, поелику видит она великую гнусность свою, то бежит от нее и ищет защиты у всещедрой благодати" ^[28].

    Таким образом, обращение к благодати предполагает целый сложный путь пробуждения от греховной жизни, возненавидения ее, попытки, или по крайней мере, желания возвратиться к жизни добродетельной. „Никто не может придти ко мне, говорит Господь, аще не Отец пославый Мя привлечет его (Иоан. YI, 44). Как же происходит это привлечение? „Пославший Меня Отец Сам засвидетельствовал о Мне. А вы ни гласа Его никогда не слыхали, ни лица Его не видели, и не имеете слова его пребывающего в вас, потому что (как это видно из того, что) вы не веруете Тому, Которого Он послал". Почему слово Божие оказывается бездейственным по отношению к этим людям? „Вы не хотите прийти ко Мне, чтобы иметь жизнь". Не хотят же они потому, что эта жизнь Христова противна им. „Знаю вас, вы не имеете в себе любви к Богу". Все внимание человека устремлено на здешнюю жизнь, в частности, на свое личное благополучие и славу, имеет ли для себя утешение в сознании своей верности этому закону? „Я пришел во имя Отца Моего, и не принимаете Меня; а если иной прийдет во имя свое, его примете. Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от единого Бога, не ищете"? (Иоан. У, 37 — 44). Таким образом, уверовать во Христа — дело весьма сложное, обнимающее собою всю душевную жизнь человека, требующее не только внимательности к проповеди, но и отречения от себя, или по крайней мере, отвлечения внимания от себя. Несомненно, что и благодать Божия содействует этому привлечению человека. „Веровать во Христа, говорит св. Тихон Задонский, не иное что есть, как из закона узнавши и сердечно признавши свою бедность и окаянство, которое от греха и греху последующего праведного гнева Божия бывает, из Евангелия же познавши благодать Божью, всем открытую, к Нему Единому под защищение прибегнуть, — Его единого за Избавителя и Спасителя от того бедствия признать и иметь, на Него единого всю спасения вечного, такожде в подвиге противу дьявола, плоти, мира и греха, во время живота, при смерти и по смерти надежду неуклонно и неотступно утверждать, яко на несомненное и непоколебимое спасения основание" ^[29]. „Истинно уверовать, следовательно, свойственно душе мужественной ^[30], „искренно расположенной к Богу" ^[31], и Его святому закону и царству.

    Но при всей своей сложности, при всей глубине своей, состояние уверовавшего не может быть более, как только преддверием и приготовлением к спасению или оправданию, а не есть самое спасение или оправдание. Человек, правда, до веры доходит путем покаяния и самоотречения. Чтобы из простого знания о Христе, о Боге сделать вывод и о своих личных отношениях к Богу, для этого нужно оплакать свое греховное бытие. Но что же получается, когда человек сделает этот вывод? Получается только то, что человек узнает о любви Божьей к себе, узнает, что между ним и Богом не существует никакой стены, кроме его собственной греховной отчужденности от Бога. Человек начинает любить Бога и чувствовать, что любовь Божия отвечает на эту любовь, чувствовать полную возможность и на самом деле войти в союз и общение с Богом. Но это состояние во всяком случае только созерцательное. И, как такое, оно не может переродить человека помимо его воли, не может быть в душе тем самодвижущимся началом, которое делало бы за человека добрые дела. Точно также и благодать Божия, хотя и присутствует, хотя и содействует просвещению человека, однако насильно действовать не может, на одном том основании, что человек узнал о возможности получить эту благодать и хочет ее получить. „Содействие свыше требует также нашего произвола" ^[32]. Чтобы на самом деле обратиться от греха и принять благодать, войти в союз с Богом, для этого недостаточно только быть искренно убежденным в милости и близости Бога, но и действительно бросить грех и обратиться к Богу. Человек убежден, что только в Боге его спасение, но пусть он сам протянет руку, чтобы взять помогающую ему десницу Божью. Иначе он только при одном убеждении и останется. Недостаточно пожелать, хотя бы и искренно, жизни по закону Божию, необходимо и на самом деле ее начать. „Человек говорит преп. Макарий Египетский, не тотчас, как услышит Божье слово, делается уже достойным благой части; то не было бы уже подвигов или случаев к брани, или поприща для борьбы; но всякий без труда (acamatwV), как скоро услышал бы, достигал упокоения и меры совершенства. На деле бывает не так. Утверждая противное, отнимем у человека волю и отринем бытие супротивной силы, противодействующей уму (если человек, как только поверил, сразу же делается добродетельным, то или за него делает все благодать, он является только почвой для посторонних действий, или же греха в нем не было; в первом случае отрицается свобода, во втором, греховность человека). Мы же говорим, что слушающий слово приходить в сокрушение, и потом, поелику благодать, по Божию смотрению к пользе человека, удаляется от него, он начинает упражняться и поучаться в брани, борется и подвизается против сатаны, и после долгого состязания и борения одерживает победу и делается христианином. А если бы слышанием только, без труда достигал кто благой части; то и лицедеи, и все блудники вошли бы в царство и в жизнь (царство Божие перестало бы быть царством святым). Но никто не даст им жизни без труда и подвига, потому что узок и тесен путь. Сим то негладким путем и надобно шествовать, и терпеть, и скорбеть, и, таким образом войти в жизнь" ^[33].

    Благодать Божия не порабощает сознания и свободы человека, но открыв ему любовь Божию и ужас греха, она предоставляет человеку самому устремиться к этой любви в к святому общению с нею. „Веры, подвигов добродетели (catorJwmata), царства небесного, если не будешь, — говорит св. Василий Великий, — просить с трудом и многим терпением не получишь; потому что должно прежде пожелать, а, пожелав, искать действительно в вере и терпении, употребив с своей стороны все, так чтобы ни в чем не осуждала собственная совесть, будто бы просишь, или нерадиво, или лениво; и тогда получишь, если cиe угодно Богу" ^[34]. Это свободное устремление человека к благодати и любви Божией и к святой, чистой от греха жизни и совершается, как мы выше видели, человеком в вознаграждении посредством таинства. В этом возрождении человек уже не видит только возможность союза с Богом, но и на деле соединяется с Богом. Силой Божьей укрепляется дотоле несовершенная его решимость не жить больше для себя, а для Бога; грех уничтожается; и человек, таким образом, уже не в виде возможности, а на самом деле „уразумевает превосходящую разумение любовь Христову (Еф. III, 19). Пока человек только верует, он убежден, что Бог его простит. После же возрождения, он на деле переживает это прощение. Прежде человек только надеялся, что Бог его не отринет, теперь он и на деле видит, что Бог его не отринул. Таким образом, вместе с утверждением решимости человека более не грешить и служить Богу, утверждается и его вера, а с верой и та радость о Боге, которая восторгается испытанной и незаслуженной любовью Божией, и любовь к Богу в ответ на Его любовь, и стремление быть с Богом, еще крепче сделать только что заключенный союз. Таким образом, действительно, вера спасает человека, но не тем одним, что она созерцает Бога, но не тем, что она открывает человеку Христа, — а тем, что она этим созерцанием будит волю человека. В этой нравственной силе веры и заключается ее великое, средоточное значение при возрождении. В самом деле, мы видели, что сущность возрождения в решимости служить отселе Богу. Эта решимость и утверждает благодать. В ней и совершается таинственный союз благодати и свободы человека. Но что приводит человека к этому союзу? Мы видим, что приводит одна только вера. Раз Бог в сознании человека представляется только Судьею, раз не известна Его любовь и всепрощение, человек не может приблизиться к Богу и воспринять Его любовь. „Я приближу его (вождя), и он приступит ко Мне; ибо кто отважится сам собою приблизиться ко Мне? — говорит Господь" (Иер. XXX, 21). Не зная любви Божьей, человек может только трепетать пред Богом и ожидать себе наказания и смерти. „Пусть будет он праведник, но будь он хоть тысячу раз праведник, он человек" ^[35], пред Богом он все-таки виноват Его праведность только еще яснее даст ему возможность видеть свою вину, а страха не прогонит. Только вера, и одна она открывает человеку любовь Божию, только она может открыть человеку, что Господь Сам идет к нему навстречу. Веровать во Христа есть „любовь Его и благодеяния, всему Mиpy показанные (о чем человек может знать и рассудочно), всякому верному себе присвоять... и почувствовать то в сердце своем, а не токмо устами говорить" ^[36]. Только тогда, когда узнана эта превосходящая разумение любовь Божия, человек и может без страха, хотя и с сознанием полного своего недостоинства, приблизиться к Богу и принять Его готовую помощь. Любовь Божия узнается в вере и принимается человеком „Житвотворит (в крещении) не Он (Дух) один будучи воспринят ради благодатного сего совершения (т. е. крещения) чрез веру, но должна предшествовать Bеpa в Господа, чрез которую жизненная благодать усвояется (paraginetai) уверовавшим, как сказано Господом, что Сын ихже хощет, живит" (Иоан. V, 21) ^[37]. „Когда мы, — говорит св. Ириней Лионский, — обратим свою веру к Сыну, — то мы будем обладать также и твердой, непоколебимой любовью к Отцу" ^[38]. И это не в одном внешнем смысле, не в том, что человек только поверив в Сына, может пойти ко крещению. Вера простирает свое действие до самых тайников души, она делает возможным самое соединение таинственное свободы и благодати. Верою именно Христос вселяется в сердце крещающегося (Еф. III, 17). Силою именно веры человек предпринимает свое бесповоротное решение быть с Богом, сочетаться Христу. „Вера, — говорит св. И. Златоуст открывает нам то, что истинно, и от искренней веры рождается любовь; потому что тот, кто истинно верит в Бога, никогда не согласится удалиться от любви" ^[39]. В вере, таким образом, посредствуется самая сущность возрождения.

    Верой полагается и начало новой жизни в человеке, жизни в общении с Богом. Любовь к Богу становится основным законом жизни, ею определяется все делание и все хождение человека. Поэтому, и отвращение от греха и обращение к жизни святой восходит в новую степень. Если прежде человек более боялся греха, чем желал праведности, то теперь, познав любовь Божию, он начинает любить закон Божий ради Бога, чтобы ответить на любовь любовью же. Стремление быть святым, чтобы избегнуть погибели, переходит в стремление к Богу, чтобы быть угодным Ему. Личность человека еще более отодвигается на второй план, и началом жизни становится полное самоотречение. Так человек от страха пред своей погибелью переходит к вере, которая, в свою очередь, отверзает ему путь к любви.

    Поэтому-то, истинно верующий никогда не сошлется на свои труды, никогда не потребует за них себе награды: вся его душа полна созерцанием Божественной любви, любви бескорыстной и незаслуженной человеком. Поэтому; и жажды быть угодным Богу, творить волю Его в верующем человеке не имеем границ. „Проси, говорит преп. Исаак Сирин, у Бога чтобы дал тебе прийти в меру веры. И если ощутишь в душе своей cиe наслаждение, то не трудно мне сказать при сем, что нечему уже отвратить тебя от Христа. И не трудно тебе каждый час быть отводимым в плен далеко от земного, и укрыться от этого немощного мира и от воспоминаний о том, что в мире. О сем молись неленостно, сего испрашивай с горячностью, об этом умоляй с великим рачением, пока не получишь. И еще молись, чтобы не ослабеть. Сподобишься же этого, если с верой понудишь себя попечение свое возвергнуть на Бога, и свою попечителъность заменишь Его промышлением. (Вот отречение всецелое от себя на волю Божью). И когда Бог усмотрит в тебе сию волю, что со всею чистотою мыслей доверился ты Самому Богу более, нежели самому себе, и понудил себя уповать на Бога более, нежели на душу свою: тогда вселится в тебя оная неведомая сила, — та сила, которую ощутив в себе, многие идут в огонь, и не боятся и, ходя по водам не колеблются в помыслах своих опасением потонуть; потому что вера укрепляет душевные чувства, и человек ощущает в себе, что как будто нечто невидимое убеждает его не внимать видению вещей страшных и не взирать на видение невыносимое для чувств" ^[40]. „Невозможно, воистину невозможно, говорит св. Тихон Задонский, имеющему светильник веры, в сердце горящий, к вечным оным благам не стремиться; а тако и в истинном покаянии не быть, и от всякого греха не удаляться. Вера бо человека обновляет и от грехов и суеты мира отвращает, и к будущим обещанным благам руководствует, и оная яко видимая ему представляет" ^[41]. „Как огню свойственно есть согревать, воде орошать, свету просвещать: тако вере живой свойственно есть дела добрые показывать" ^[42].

    Таким образом, вера, показывая человеку любовь Божию, нравственно сродняет человека с Богом. Человек видит в Боге Отца, готового его принять. Это нравственное сближение завершается в крещении, в котором человек, утвержденный в любви Божьей или в сознании этой любви, действительно сочетавается Христу и исходит из купели созданным на дела благая. Вражда против Бога разрушена, клятва снята, между Богом и человеком существует теснейшее взаимообщение любви. Спасение совершилось. Душа обручена с Христом и вся Ему принадлежит. „Вера, говорит св. Тихон Задонский, с благоговением на распятого Христа взирая, помышляет: кто и колик есть, Который тако за подлого своего раба пострадал и что сим страданием ему приобрел. Откуда верующий возбуждается ко взаимной любви и сердечному благодарению, и тщится всяким образом то исполнять. Но понеже видит, что не может того учинити (что бо воздамы Господеви о всех, яже воздаде нам?), падает пред Ним со смирением и любовью, сердечно исповедая свои недостатки, и единое сердечное к благодарению желание, усердие и любовь, какую может в веке сем приносить высочайшему своему Благодетелю. От сего возбуждается в верном желание все терпеть за имя Господа Иисуса, что воля Божия восхощет" ^[43]. Отдавшись Господу и соединившись с Ним, душа очищается и от греха, который уничтожен в ней и не грозит белее ее спасению. “Христос таковую душу верную очищает от греха и всякой скверны, и соделывает ее святу, отъемлет от нее бедствия духовные — клятву, осуждение, смерть и всякое духовное неблагополучие, и вместо того дает Свои духовные блага: благословение, избавление и вечный живот, якоже апостол о сем поучает: Христос бысть нам премудрость от Бога, правда же и освящение и избавление; и как жену какую, совлекши с нее разодранные рубища и от смрада омывши, облекает в чистую правды своея багряницу, да пред очесами Его и небесного Отца Его явится чиста, и, как дщерь царская, духовной тварью одеяна преиспещрена ^[44]. После этого, если бы человек и умер тотчас же, его спасение обеспечено: как разбойнику, и ему Господь говорит: “днесь со Мною будеши в раю”. Это и есть состояние, в котором человек “желание имеет разрешитися и со Христом быти”. - Таково состояние человека, вышедшего из купели возрождения.

    - Дальнейшая жизнь человека, как мы выше видели, состоит в развитии того семени вечной жизни, которое положено в крещении. Человек постепенно очищается от греха, постепенно совершенствуется и укрепляется в добре и восходит до возраста мужа совершенна. Однако и тогда “началом жизни его” ^[45], той “солью, которая сохраняет человека невредимым” ^[46] продолжает быть вера. “Опора всего дома, говорит св. Кирилл Александрийский, есть фундамент, и начало корабля — киль, а для решившего поступать правильно основание и первая подпора есть познание истины и неложное учение веры во единого по естеству и истинного Бога. Ибо аще не уверуете, ниже имате разумете (Ис.VII, 9)… Вера есть питательница разумения, а разумение составляет для нас пробный камень того, что должно делать” ^[47]. “Вера, говорит преп. Ефрем Сирин, рождает добрую мысль, а добрая мысль — река воды живой. Кто приобрел ее, тот исполнился водами ее. Без елея не будет гореть светильник и без веры никто не приобретает доброй мысли ^[48]. „Вера есть матерь всякого доброго дела, и ею человек достигает исполнения на себе обетований Владыки и Спасителя нашего Иисуса Христа, по написанному: „без веры невозможно угодити Богу" ^[49]. Раз человек помнит любовь Божью, раз светильник веры сияет в сердце человека и он все духовное ясно видит" ^[50], ревность и сила его творить добро не имеет причины ослабевать. Если ради этого сознания всепрощающей любви Божьей, человек не устрашился неизмеримого бремени греха, если он тогда осмелился вступить в борьбу с дотоле господствовавшим в его душе началом и, при помощи благодати Божьей, победил, бросил зло и стал творить добро; то тем более теперь, когда он в союзе с Богом, когда грех уже побежден, низложен, тем более устремится человек на делание воли Божьей и на уничтожение греха. Даже, если бы человеку случилось пасть: пусть только блюдет он свою веру, — нарушенная гармония его души будет восстановлена, разрозненные силы его будут опять собраны и с новой энергией устремятся против греха. „Вера, говорит св. И. Златоуст, есть глава и корень; если ты сохранишь ее, то хотя бы ты и все потерял, опять все приобретешь с большею славою" ^[51]. „Вера есть мощь ко спасению и сила в жизнь вечную" ^[52].

    С другой стороны, понятно, что произойдет, если вера утрачена человеком. „Без елея не может гореть светильник", без корня всякое дерево засохнет. “ Без Меня, сказал Господь, не можете творити ничесоже”. Раз отнята вера, — отнять всякий смысл жизни и всякая сила делать добро. Нет того средоточия, которое бы связало старания человека, и осмыслила их. Близости Божьей человек не чувствует, благости Его понять не может, Бог опять для Него только Каратель неправды. Обратится ли такой человек к Богу? А если не обратится, то и помощи Божьей, Его благодати принять не может. Итак, потерявши это „око, просвещающее всякую совесть" ^[53], веру свою, человек теряет и все свое духовное достояние и погибает. Замечательны в этом отношении и черты, которыми Господь изображает праведников и грешников на последнем суде. Между тем как праведники, соблюдшие веру свою, удивляются милости Божьей: „когда Тя видехом алчуща, и напитахом?"; грешникам приговор Божий представляется несправедливым: „когда Тя видехом алчуща, и не послужихом Тебе?" Бог представляется ими враждебным к ним, хотящим, подыскивающим предлог, чтобы их осудить, лишить вечного блаженства. Первые жили в вере и потому вся их душа полна чувством незаслуженной милости Божьей, они и теперь исповедуют свое недостоинство. Последние же веру потеряли, милости Божьей не сознают, жили только для себя, поэтому, и теперь поднимаются на защиту своего „я". Первые по вере своей всегда видели путь к Богу открытым для себя, потому что видели милость Божью. Видя это, они всегда и стремились к Богу и постоянно были в духовном единении с Ним: это единение естественно делается их уделом и по выходе из этой жизни. Последние же, потеряв веру, естественно потеряли и силы к духовному единению с Богом, оттуждились от Бога: поэтому, и по переходе в будущий мир, у них не оказывается способности предаться Богу, удел их в мрачном царстве себялюбия, которое скрежещет зубами о своей погибели, не находя у себя сил примириться с этим хотя бы, подобно праведнику, в мысли, что пострадал по воле Божьей (Римл. IX, 3).

    Итак, вера человека возродила, вера развивала и воспитывала его в духовной жизни, вера же приведет его и к вечному блаженству. Веруя, человек принял здесь благодать Божью и мог принять общение с Богом, не смотря на то, что до тех пор жил в грехе. Эта же вера в любовь Божью даст человеку возможность сохранить это общение с Богом и в грядущем царстве. „В день суда, говорит преп. Нил Синайский, сами будем своими обличителями, обличаемые собственною совестью. Посему, в этой крайности найдем ли иную какую защиту или помощь, кроме одной веры в человеколюбивейшего Господа Христа? Вера сия великая наша защита, великая помощь, безопасность и дерзновение и ответ для соделавшихся безответными по несказанному множеству грехопадений. Ибо во время нашего борения и безмерного страха, памятование о возлюбленном Владыке Христе и твердо укоренившаяся и непоколебимая вера в Него, представь подобно какому благоприветливому, мирному, светлому и кроткому ангелу, отгоняют трепет и стыд, исполняют благодушия, отчужденного делают присным Богу" ^[54]. Движение верующего, именно ради веры его, будет не от Бога (из страха пред Ним), а к Богу, милость которого ободряет человека. Поэтому-то св. Тихон и говорит: „В вере все существо христианского блаженства состоит, яко кто истинную живую веру имеет, тот имеет Божье благословение, правду Христову, святость, избавление, свободу духовную, вечный живот и блаженство" ^[55].

    Во избежание недоразумений, нужно здесь еще раз повторить, что православная церковь, полагая в вере все блаженство человека и считая веру причиной духовного возрастания человека, никогда не представляет себе эту веру в виде какой-то самодействующей силы, которая, как нечто постороннее, почти нудила бы человека к добродетельной жизни и к Богообщению. Нельзя также думать и того, что вера только призывает в человека благодать, которая потом тоже в виде посторонней силы делает в человеке доброе. Конечно, верующий человек воспринимает благодать Божью, с которой и выходит на борьбу с грехом. Однако орудием восприятия этой благодати служит не вера сама по себе, не знание или созерцание милости Божьей и Его готовности простить и помочь, а непременно свободное, желание и решение человека. Точно так же и „деятелем добра, основанием праведного поведения", вера является только потому, что она „есть свободное согласие души" ^[56]. Вера только окрыляет волю человека, но отнюдь не освобождает его от усилий над собою. Если человек будет нерадеть, тогда и самый светильник его угаснет, “Может быть, говорит св. Кирилл Иерусалимский, ты скажешь: я верный, мною не возобладает похоть, хотя часто буду помышлять. Не знаешь разве, что по долгом времени и в камень нередко углубляется корень? Не принимай в себя семени; потому что сокрушит веру твою" ^[57]. „Не полагайся на одно то, что есть у тебя светильник; но соблюдай его горящим. Да просветится свет ваш, свет добрых дел пред человеки, и да не хулится ради тебя Христос. Облекись в одежду нетления, украшаясь добрыми делами ^[58]. „Не уверовать только нужно во Христа, говорит преп. Макарий Египетский, но и пострадать, по написанному: яко вам дадеся не токмо еже веровати во Христа, но и еже по Нем пострадати (Филип. I, 29). Веровать только в Бога свойственно мудрствующим земное, или, не сказал бы, даже и нечистым духам, которые говорят: вемы Тя, Кто еси Сын Божий" (Мр. II, 24) ^[59]. При вере необходимо свободное избрание добра и решение делать его.

    Утверждая это, мы отнюдь не хотим сказать; чтобы в действительности возможно было такое состояние веры недеятельной (разве в виде какого-нибудь исключения). Кто не хочет жизни святой и общения с Богом, тот никогда и не уверует, хотя и будет на словах и в мыслях утверждать, что верует в Евангелие. Как он поймет, что Бог готов его простить, когда он не понимает, зачем нужно ему это прощение, когда и без этого жизнь не представляется ему невозможной? Если же он поймет всей душой, что сделал для людей Иисус Христос, тогда он понимает и всю ужасность греха. Понимая же это, он не преминет обратиться к Богу, и, следовательно, будет прилагать старание, чтобы жить добродетельно. „Кто говорит: я познал Его, но заповедей Его не соблюдает, тот лжец и нет в нем истины. А кто соблюдает слово Его, в том истинно любовь Божия совершилась (он созерцает эту любовь и воспринял ее): из сего узнаем, что мы в Нем" (1 Иоан. 11, 4 — 5). Кто говорит, что верует, а жизни согласной с верой не имеет, тот лжет: он совсем не верует, он „мудрствует земное", руководствуется своими мирскими понятиями, — Бога, как Он открыл Себя нам, не знает и не понимает. Возможны падения, конечно, и для верующего человека. Но, именно, только падения, когда человек увлекается страстью, затемняющей в его сознании Лик Божий. За падением у верующего последует и восстание. Но „невозможно, воистину невозможно, повторим вместе с св. Тихоном Задонским, имеющему светильник веры в сердце горящий к вечным оным благам не стремиться, а тако в истинном покаянии не быть, и от всякого греха не удаляться" ^[60].

    Говоря о необходимости свободного стремления к Богу и добру при истинной вере, мы хотим только указать самый способ, каким вера спасает человека. Не своей созерцательной стороной, не в качестве состояния воспринимающего вера спасает человека, так чтобы человеку оставалось только бездеятельно переживать свое спасение. Вера спасает своей деятельной стороной, постоянным участием в ней доброй воли (Иоан. VII, 17). Верующий в вере своей находит дерзновение обратиться к Богу и, таким образом, вступает в общение с Богом, принимает это общение. Верующий, укрепленный силою Божьей, устремляется к жизни святой и тем ее начинает. Вера в этом смысле есть „начало нашего упования и начаток Божественного к нам милосердия, как бы дверь и путь" ^[61]. С какой-нибудь мировой душой, безличной субстанцией и первоосновой мира можно вступать в общение помимо воли, можно бездеятельно отдаваться ей; но с живым Богом возможно общение только личное и свободное.

    Чтобы поставить на вид именно этот жизненный (а не формальный) смысл спасения, и именно там, где приходится ограждать себя от протестантских измышлений, наша церковь и выбирает из двух выработанных на запад формул, ту, которая приписывает спасение не одной веры но веры с делами. „Веруем, гласит 13-й член Послания восточных патриархов, что человек оправдывается не просто одною верою (т. е., как дальше видно не ее теоретическою, воспринимательною стороною), но верою, споспешествуемою любовью (верою, как деятельною силою, тем, что она производит любовь), т. е. чрез веру и дела... Не призрак, поясняют еще определение отцы, только веры, но сущая в нас вера чрез дела оправдывает вас во Христе" ^[62]. Таким образом, оправдывает человека несомненно вера, но только настоящая, истинная вера, та, которая приводит человека к истинной жизни, заставляет его содевать свое спасение. Такой смысл имеет и учение преосв. Феофана о том, что вера спасает делами. „Спасение, говорит святитель, от добрых дел; но в добрых делах преуспеть, как должно, нельзя без веры. Вера подвигает на добрые дела, вера указывает их, вера приводит и к получению сил на делание добрых дел. Почему вера — пособница к делам добрым. Главное — дела, а она пособие" ^[63]. Спасение, значит, в том, что человек сам его содевает, но к этому содеванию он приходит не иначе, как верою.

    Православный не должен понимать этого определения по-католически, т.е. так, чтобы делами человек зарабатывал себе спасение. Дела сами по себе, в качестве внешних поступков или отделъных подвигов, не имеют в христианстве значения. Поведение здесь ценится только, как выражение соответствующего настроения души, известного направления воли, хотя в свою очередь и влияет на образование этого настроения. „Вы слышали, что сказано древним :не убивай; кто же убьет, подлежит суду. А я говорю вам: всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду... Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам: что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем.. Вы слышали, что сказано: око за око, и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому"... и т. д. Всем этим отрицается праведность законная и на место ее поставляется праведность евангельская, праведность духа и истины, праведность, которая состоит не в исправном поведении, а во внутреннем обновлении, в перемене душевной. Эта духовная праведность только и дает человеку вход в небесное царство духа и истины. „Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное (Mф. Y, 21 — 22. 27 — 28. 38 — 39. 20). Вся нагорная беседа построена на этой мысли о недостаточности одного внешнего доброделания и о необходимости внутренней перемены, которою на самом деле и усвояется человеку небесное царствие. Поэтому, и милость, оказанная пророку или ученику, тогда только ценится, когда оказана „во имя пророка" или ученика, во имя веры (Mф. X, 41 — 42). „Если, говорит св. Апостол Павел, я раздам все имение свое, и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, — нет мне в том никакой пользы" (1 Кор. ХШ, 3). Что может быть выше и совершеннее самопожертвования во имя Христа или Евангелия? „Всякий, сказал Господь, кто оставит домы, или братьев или сестер, или отца или мать, или жену или детей, или земли ради имени Моего, получит во сто крат, и наследует жизнь вечную" (Мф. XIX, 29). Если руководиться буквой и требовать внешних дел для спасения, выйдет как будто бы, что пожертвовавшим жизни или земного благополучия можно себе купить царство небесное. Но Господь непосредственно после этих слов прибавил: „Многие же будут первые последними, и последние первыми" (ст. 30). На внешность смотреть нельзя. Апостол и разъясняет подробнее: сущность спасения не в подвигах, как таких, не во внешнем усердии; и подвиги, и усердие должны проистекать из возрожденной, переменной души; в противном случае они — ничто пред Богом (Тим. IY, 2), поэтому, и может случиться, что две лепты принесенные вдовицей, перетянуть все множество приношений богачей, а грешник-мытарь оказывается ближе к Богу, чем праведный фарисей; пришедшие в единонадесятый час и ничего не сделавшие получают равное вознаграждение с трудившимися весь день и перенесшими зной дневной. С правовой точки зрения этого не объяснить: большой труд требует и большого вознаграждения (разве только будем отрицать возможность всякого доброделания со стороны человека). С православной же, это не требует объяснений: Господь всех одинаково хочет спасти и ко всем одинаково устремляется Весь, но у одного стремления к Богу, способности воспринять Его общение больше, у другого меньше. В таком случае и может произойти, что новообращенный и ничего не сделавший окажется равным или даже выше по награждению, чем состарившийся и совершивший подвиги. Царствие Божие не награда за труды, а милость, предлагаемая туне и усвояемая по мере приемлемости каждого.

    Вопрос, следовательно, в том, куда направлена душа, чего она хочет, чем живет. Если к Богу ее стремление; если она не для себя живет, тогда она помимо своего поведения, помимо внешних дел своих оправдывается; в этом залог будущего помилования, а подвиги и труды важны только для возращения и укрепления этого стремления. „Воздаяние, говорит преп. Исаак Сирин, бывает уже не добродетели, и не труду ради нее, но рождающемуся от них смирению. Если же оно утрачено, то первые будут напрасны" ^[64]. „Когда, говорить преп. Ефрем Сирин не находится в вас плодов мира и любви, напрасно и суетно все наше делание. Не имеющие сих плодов (т. е. не обновленные внутренне) в день суда окажутся подобными пяти юродивым девам, которые за то, что здесь в сосуды сердца не запасли духовного елея, т. е. духовной действенности представляемых ими добродетелей, названы юродивыми, и не допущены в брачный чертог царствия. И подвиг девства за недостаток добродетелей, за то, что не было действенного вселения в них Духа Святого, вменен им ни во что. Как при возделывании, например, винограда, все попечение и весь труд предприемлются для будущего наслаждения плодами и как скоро в винограднике не найдено плодов, все труды возделывания стали напрасны и суетны: так если с совершенною несомненностъю и духовным ощущением не познаем в себе действенности Духа произведенных плодов любви, мира, радости и смирения, долготерпения, веры и других, какие исчислил апостол, то напрасным оказывается подвиг девства, и суетным труд молитвы, поста и бдения... Плодоносие Духа в добродетелях есть духовное наслаждение нетленным удовольствием, производимое Духом в сердцах верных и смиренных" ^[65].

    Только тогда человек может считать себя спасенным, когда он находится в духовном союзе с Богом, и когда он делает добро именно из сознания и во свете этого таинственного союза, когда он готов сказать, что, „живет не он, а живет в нем Христос". Но это и происходит от веры и силою веры: „верою живу в Сыне Божьем", и именно потому, что только вера видит Сына Божия, „возлюбившего меня и предавшего Себя по мне". Следовательно, спасаются не те, кто делает, а те, кто духовно всегда с Богом, которые ради Бога живут. „Те, говорит св. Ириней Лионский, которые стремятся к лучшему и приносят плоды Духа, вместе с тем и спасаются по причине (именно этого таинственного) сообщества Духа" ^[66]. Конечно, делание должно отражать на себе внутреннее расположение души: доброе дерево не может приносить худых плодов, и живущий с Богом не может зло творить (I Иоан. III, 6). Но дерево бывает добрым не от плодов. „Древу доброе, говорит св. Тихон Задонский, показуют добрые плоды, а не делают добрым. Древу надобно прежде добрым быть и тогда добрые дела творити, злой бо не может добре творити" ^[67]. „Первое должно во Христе насадиться и тако плоды добрых дел творити: надобно первее сделаться добрым и тогда добро творити. Злое бо древо не может плода добра творити" ^[68]. Точно так же и душа спасается не от дел своих внешних, а оттого, что внутреннее ее существо обновлено, что сердце ее всегда с Богом. Конечно, на последнем суде раскроется книга жизни каждого, и каждый даст ответ за всякое дело и слово, за всякую мысль, как бы ничтожна и мимолетна она ни была, Совершенного нельзя назвать не совершенным. Но это раскрытие жизни для одних будет только источником смирения, только приведет их к сознанию незаслуженности помилования и тем еще теснее привяжет их к Богу; для других же обличение совести на суде принесет отчаяние и окончательно отторгнет их от Бога и царствия. „И идут сии в муку вечную, праведницы же в живот вечный". Кто куда направлен был душой, туда и поступает.

    Таким образом, в вере все блаженство христианина. Приобресть веру уже само по себе есть сокровище: веровать в милость Божию человек не может иначе, как только при решении служить не себе, а Богу и закону. Поверив же, он не может не любить Бога, — полюбив же, не может не стремиться к Богу. Стремясь же к Богу, теснее соединяясь с Ним, человек еще более познает любовь Божию, вера человека еще более укрепляется и в свою очередь еще сильнее воздействует на волю, еще сильнее влечет человека к Богу, пока, наконец, освободившись от земной суеты, человек не увидит Бога лицом к лицу и воспримет Его царство уже не в гадании. Вера, следовательно, не только причина, движущая сила в духовном развитии человека, она скорее средоточие, самое сердце духовной жизни. По мере веры растет любовь, по мере любви возрастает вера: нравственное развитие человека и свое выражение, и свой плод находит в укреплении и возрастании веры. „Несомненность веры, говорит преп. Исаак Сирин, в людях высоких душою открывается по мере того, как нравы их внимательны к житию по заповедям Господним" ^[69]. Вера содействует делам, и делами совершенствуется вера (Иак. II, 22). Вера по истине является альфой и омегой нравственной жизни, как и Сам Господь, Которого она открывает человеку ^[70]. Приводя к любви, в которой существо вечной жизни (I Иоан. III, 14; Иoaн. XVII, 26), вера тем самым дает человеку возможность здесь, на земле начать вечное блаженство. По переходе же в мир будущий, вера превращается в ведение, а любовь, связавшая человека с Богом, продолжается в вечность.

    Итак, человек ничем не удовлетворил Богу за свой грех: милость Божию он только узнает, а не заслуживает. Не зная же милости, он не подойдет к ней и, таким образом не может никогда получить силы над грехом. Только вера дает человеку решимость обратиться к милости Божьей, несмотря на все свои грехи. „Благодарю есте спасение чрез веру, и cиe не от вас Божий дар" (Еф. И, 8).

    Так как человек не мог свергнуть с себя тяжкого бремени греха и вновь полюбить и призвать Бога, Господь „Сам прииде ко отшедшим Того благодати и раздрал рукописание" грехов ^[71], привлек человека в общение с Собою. „Мы, говорит апостол, посланники от имени Христова, и как бы Сам Бог увещает чрез нас, от имени Христова просим: примиритесь с Богом (смотрите, что Бог сделал, чтобы призвать вас) ибо не знавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех, чтобы мы в Нем сделались праведниками пред Богом. Мы же, как споспешники, умоляем вас, чтобы благодать Божия не тщетно была принята вами... Имею такие обетования, очистим себя от всякой скверны плоти и духа, совершая святыню в страхе Божьем" (2 Кор. Y, 20 — 21; VI, 1; YII, 1). „Свергнем с себя всякое бремя и запинающий нас грех, и с терпением будем проходить предлежащее нам поприще, взирая на начальника веры и совершителя Иисуса, Который, вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши посрамление, и воссел одесную престола Божия" (Евр. XII, 1 — 2). „Не убойся, говорит преп. Ефрем Сирин, положить начало доброго пути, вводящего в жизнь; пожелай только пойти сим путем; и, если окажешься готовым, тотчас благоустроится пред тобою путь... Чтобы не встретить тебе затруднения на пути, ведущем в жизнь, Господь ради тебя Сам стал путем жизни для желающих в радости идти к Отцу светов" ^[72].