В 340 г. в государственной области произошла значительная перемена. Западные Августы — Констант и Константин II — вошли между собой в военный конфликт. Фронты столкнулись около Аквилеи (север Адриатики). Константин II был разбит и убит. Весь «Запад», как он тогда мыслился — от Босфора и Фракии до океана,— перешел в руки одного Константа. Повеяло аналогией недавнего возникновения единодержавия Константина Великого. Это заставило и Констанция, и весь восточный епископат не «задирать» Запад, в том числе и римский, церковный.

    В следующем, 341 г. в Антиохии была закончена постройка главной церкви, начатой еще при Константине Великом. Прибыл на освящение сам Констанций и множество епископов — до 97. Составился большой собор, получивший имя «en enkainiois». Констанций и Евсевий сговорились отразить опасность наступления западного императора на Восток как на империю скрытого и скрываемого арианства. А для этого нужно не нападать на веру Запада, а вести только подробную и открытую защиту веры Востока, все время прижимая «западных» к стене их слепотой приятия Маркелла. А за Маркеллом только не договаривалось си toutes lettres, но подразумевалось: «вот также и ваше никейские «омоусиос» есть разновидность маркеллианского «монархианства». «Восточные», видя сонную неподвижность латинской мысли, рассчитывали если и не переубедить, то фактически смирить и заставить прекратить обвинения Востока в арианстве, для подавляющего большинства на Востоке уже пережитом и отброшенном. Этим именно и объясняется наступившая пора усиленного составления подробных догматических формулировок и вероизложений, распространявшихся под флагом Антиохии, которая молчаливо противопоставлялась как глава и вождь всего Востока в противовес Риму — главе и вождю Запада.

    С именем именно данного Антиохийского собора 341 г. связалась длинная серия пяти догматических формул, противопоставленных Востоком Западу. Эти вероизложения служат нам важным показателем, чего именно Восток особенно боялся в пришедшем к нему, как он ощущал с Запада, новаторском для него никейском «единосущии». «Восточным» было чуждо и отвратно исконно западное монархианство (Савеллий и папы Зеферин и Каликст). И Афанасий им казался впавшим по дружбе с «западными» в савеллианство. А Маркелл как бы на опыте всем показывал, к чему ведет «омоусиос». В нашей старой учебной и ученой литературе под влиянием западных пособий, да и древнего романизирующего Сократа, освещению Антиохийского собора 341 г. придан отрицательный, еретический оттенок, но нерешительный. И понятно почему. Хотя бы этот же собор и подтвердил низложение Афанасия и избрал на его место Григория Каппадокийца, но канонические постановления Антиохийского собора 341 г. без споров и Востоком и Западом приняты в свод общеобязательных церковных правил. Есть ряд данных полагать, что собор в Антиохии заседал ежегодно, и в 339, и 340, и 341, и в 342 гг., и сливался как бы в один собор с продолжающимися сессиями. Из них особенно многолюдной и торжественной была сессия в 341 г. Она при кодификации и притянула к себе все протоколы и постановления других близких сессий.

    Как же, в конце концов, оценивать авторитет этого собора? Раскольничий он или даже еретический? Ведь он же и осудил Афанасия, и благословил хождение четырех видов вероизложений с устранением «единосущия». Но вот IV Вселенский собор цитирует правила этого собора как «правила святых отцов». Св. Иларий Пиктавийский называет собор «synodus sanctorum». Да и сам папа Юлий в его письме к «собравшимся в Антиохии» адресуется как к «соепископам» и «возлюбленным братьям». Из 97 епископов 341 г. евсевиане составляли незначительное меньшинство. Но они командовали. Среди прочей массы были и люди с репутацией святости. Таков канонизованный вскоре св. Иаков Низибийский. Также Дианий Кесарийский, человек малосамостоятельный, но честный. Его чтил и ему служил юный Василий Великий. Наиболее острые антиникейцы — Евсевий Никомидийский и Феогнис Никейский — рассматривались как православные, поскольку принесли раскаяние в арианстве. Осуждали они Афанасия не за веру, не за православие, а за то, что он вернулся неканонически, по распоряжению светских властей.

    Итак, эти антиохийские соборяне — не ариане, но они и не «никейцы», они восточные «консерваторы». Свое до сих пор если не немое, то невнятное сопротивление «омоусиос» они сочли своим долгом выразить в терминах восточной традиции. Эти попытки вероучительного творчества нам сохранил в своих полемических писаниях св. Афанасий.

    Она была включена в ответ антиохийских отцов папе Юлию на его соборный суд, в который — следует это признать — восточные сами вовлекли Запад. Окружное послание антиохийцев с обидой писало: «Нас называют «арианами». Как будто мы, епископы, пошли за пресвитером Арием. Ничего подобного! Наоборот, он, Арий, пришел к нам, и мы, исследовав его веру, приняли его в общение с нами. Мы не держимся никакой иной веры, кроме преданной от начала. Вот она». И дальше следует вероизложение, в котором главная формула такова:

    «И во Единого Сына Божия, Единородного, сущего (uparconta) прежде всех веков и со-сущего (sunonta, т. е. имеющего общую ousi'ю, т. е., значит, и единосущного) родившему Его Отцу». Против Маркелла были направлены слова: «Он пребудет царем и Богом вовеки».

    Итак, «восточные», или «антиохийские», отцы убеждены, что приняли Ария в православие они (а не он их совратил). Именно в православие, ибо они отвергли самую суть арианства. Сравни ниже их 2-ю формулу, особенно в ее анафематизмах. Но они не хотят и «Никейской веры». Нельзя открыто посягнуть на авторитет Никеи — так прибегают к ее замалчиванию. Именно замалчиваемой, но ненавистной им Никее они противопоставляют авторитет векового предания: «Изначала мы научились так верокать» (1-я формула). «Если кто учит или пишет вопреки тому, что мы прияли, и не так, как передали нам Священные Писания, да будет анафема. Ибо мы истинно и богобоязненно веруем и следуем всему, что из божественных писаний передано пророками и апостолами». Итак, знамя восточного большинства — это традиция. Традиция главным образом в формулировке. Сохранение старой словесной доникейской оболочки, включающей в себя но всему идейному комплексу и саму идею «единосущия». Но только бы не слово!

    Боялись «восточные» еще и «западного» савеллианского оттенка в пользовании термином «единосущный». Римляне говорили не «conessentialis», такого слова не было, а было «consubstantialis» (Essentia было = ousia, substantia буквально = upostasis). Следовательно, для восточного уха «consubstantialis» звучало как «соипостасный», т. е. одной ипостаси с Отцем, т. е. полное савеллианство, чистая ересь!

    Самой полной и характерной для отцов Антиохийского собора 341 г. явилась

    или так называемый «символ Лукиана^[1]». Наука не подтверждает буквальной принадлежности его Лукиану, но, может быть, в основе этой формулы и лежал какой-нибудь древний текст, связанный с Лукианом. Имя — священное для антиохийцев, а не только для ариан. Имя Лукиана было эмблемой родной восточной, доникейской старины. Никейство воспринималось как западное, римское новшество, обидное и для самолюбия Востока.

    Эта формула была излюблена «восточными» и в последние десятилетия многократно повторялась ими на соборах и как бы в противовес «вере 318 отцов Никейских» благоговейно называлась «верой 97 отцов».

    Вот она:

    «Веруем во Единого Господа Иисуса Христа, Сына Его (т. е. Бога-Отца), Единородного, Бога, через Которого все произошло, рожденного прежде всех веков от Отца, Бога от Бога, Целого от Целого, Единого от Единого, Совершенного от Совершенного, Царя от Царя, Господа от Господа, Слово Живое, Премудрость Живую, свет истинный, путь, истину, воскресение, пастыря, дверь, непреложного и неизменного, неотличимый Образ божества Отца как существа, так и силы, воли и славы Его.

    Так что Отец есть истинно Отец, Сын есть истинно Сын и Дух Святой есть истинно Дух Святой. Это не просто имена, праздно употребляемые, но они точно означают собственную ипостась, равно как и славу и чин Каждого из именуемых, так что Они — три по ипостаси и одно по согласию». Последние строки звучат по Оригену. Если в 1-й формуле Сын именуется сосущим Отцу (sunonta tv Patri) (а это синоним единосущия), то здесь во 2-ой формуле он именуется «неотличимым образом сущности Отца». Ergo тоже синоним «единосущия».

    Даже Василий Великий уже после ряда десятилетий борьбы за единосущность писал: «выражение «подобный по сущности», когда соединено с ним понятие неотличимости, принимаю за выражение, ведущее к тому разумению, как и слово «омоусиос».

    Но главное для антиохийцев — отстоять против Никеи различие Лиц: три ипостаси («истинно Отец, Сын и Дух») даже со старым субординатизмом («славу и чин»).

    И чтобы не оставалось никакого сомнения в неискаженности арианством восточного догматствования, антиохийцы кончают свою 2-ю формулу следующими анафематизмами:

    «Если кто учит, вопреки здравой и прямой вере Писаний, говоря, что были или совершились времена или века прежде рождения Сына,— да будет анафема».

    «Или кто говорит, что Сын есть творение, как одно из творений, или рождение, как одно из рождений,— да будет анафема».

    «Утверждающих, что Сын из несущих, а не от Бога (!!) и что было время, когда Его не было, таковых чуждыми считает кафолическая церковь».

    В этих анафематизмах у «восточных» первый удар направлен на Маркелла. И лишь два дальнейших бьют по крайним арианам. Какая, однако, импотентность в последнем анафематизме! Антиохийцы имеют тут смелость отвергнуть арианскую мысль, «что Сын из несущих», а вот смелости тут же на месте сказать, что не так, а как раз наоборот, именно — «из сущих»,— у восточных не хватает! При раскрытии вопроса о догматическом развитии церкви — это одна из интересных иллюстраций церковного опыта.

    ставшей известной под именем «многострочного изложения» «ekqesis makrosticos». Эта формула явно направлена полемически против формулы Сердикской. На западное обвинение, что «восточные» учат о трех отдельных ипостасях, как о трех отдельных божествах, «антиохийцы» отвечают, что они действительно признают Отца, Сына и Духа как три самостоятельно существующих Лица (tria pragmata), как бы три «факта», но не трех богов и не отлучают Отца от Сына.

    Решительно отвергают, что Отец, Сын и Дух одно Лицо, что Сын рожден не по хотению и произволению, а по какой-то необходимости (это явно против Маркеллова Логоса). В дальнейших объяснениях своих, более детальных, восточные отцы пользуются описательно довольно живописным термином «перихорисис» — pericwrhsis. «Веруем, что Они непрестанно соприкасаются между Собою и существуют между Собою нераздельно. Сын соприкасается с Отцом непосредственно, так что Весь Отец вмещает в лоне Своем Сына и Весь Сын зависит, т. е. вчленен в Отца своим бытием и Един непрестанно пребывает в недрах Отчих. Определяем, что Он есть истинно рожден из Единого Отца, что Он — Бог Совершенный по естеству и Бог Истинный и Подобный (omois kata panta) Отцу по всем».

    Таким образом, эта формула (5-я Антиохийская формула) явилась началом целой серии «омийных» формул. Она резко нападает и на Маркелла, и на исказившего, но и обличившего Маркелла его ученика Фотина, окарикатуривая его имя в «Скотина».

    Фотин был диаконом Маркелла, а затем сделан епископом Сирмиума (нынешние Карловцы). Фотин своим вольным богословствованием топил в глубине еретичества не только себя, но и своего учителя Маркелла. Как и Маркелл, Фотин сосредоточивается на уяснении в Боге момента Логоса. Но тонкое различение у Маркелла dunamei и energeia, т. е. отдельность лица Логоса, у Фотина исчезает, является просто силой разума у Отца: Logopatwr. Иисус Христос — носитель Логоса, но простой человек. Есть данные полагать, что Фотин доходил до отрицания и сверхъестественного рождения Христа. За это вольнодумство его похвалял потом Юлиан Отступник. Боговоплощения, собственно, не было в Иисусе. По Его личным заслугам была лишь благодать обитания в нем Логоса. Это чистый динамизм, как у Павла Самосатского. Полный контраст с намерениями богословия Маркелла. Эти крайние тенденции бросали самую невыгодную тень и на Маркелла, и на всех «староникейцев». Начиная с данного «Многострочного Изложения» 344 г. ряд соборов заслуженно громит Фотина. Новое доказательство недостаточности терминологии «старых никейцев». Это слабость «усиа» без «ипостаси».

    Таким образом, в результате задуманного в качестве вселенского Сердикского собора получилось не воссоединение, но горшее разделение церквей Востока и Запада. «После этого собора, - говорит Созомен,— восточные и западные епископы уже не смешивались между собой и не сообщались как единоверные».

    Но западный император Констант не желал так легко мириться с провалом своего собора. И, зная, как теперь государственно нуждается в нем его брат Констанций, потребовал от последнего проведения Сердикских решений в жизнь, угрожая даже оружием.

    Констанций вынужден был огорчить своих восточных епископов и вызвал из западной ссылки Афанасия. Но осторожный, скептический Афанасий понудил Констанция послать ему строго формальное троекратно повторенное приглашение и лишь после этого вернулся в Александрию, куда прибыл 23 ноября 346 г. Павел вернулся в Константинополь, а Маркелл — в Анкиру. Но тут народ был уже на стороне нового епископа — Василия Анкирского, и Маркеллу пришлось остаться без места.

    Итак, снова долговременная борьба церковных течений была внешней силой государства насильственно аннулирована. Возглавители епархий вернулись, но и прежние не уходили: получалось по два епископа в одной епархии. Это не могло дать мира церковного. Но до времени «восточные» законопослушно присмирели.

    В 350 г. это давление Запада отпало. Констант на Западе был убит узурпатором Магненцием. Констанций вступил с ним в войну; к 350 г. победил Магненция и сделался единодержавным над всей империей Востока и Запада, приняв титул aiwnios Basileus титул еще языческой эпохи.

    Констанций болезненно переживал «унижение», нанесенное ему «никейцами» через убитого брата. А кроме того, ему нужна была дружба и преданность именно Востока при напряженно нависшей угрозе со стороны персов. Да к тому же Констанцию, более политику, чем богослову, «восточные» казались государстненно удобными, «сговорчивыми», тогда как «никейцы» казались безнадежно упорными фанатиками.

    С достигнутой единодержавной властью Констанций попал в положение своего отца Константина Великого. Константин, и свое время встревоженный возникшим арианским спором, ради сохранения единства империи срочно прибег к средству, новоизобретенному им тогда,— созыву всеимперского вселенского собора. В данном случае для Констанция это исключалось «староникейским» упорством всего Запада. Оставалось целиком опереться на довольно яркое, сложившееся на Востоке Антиохийское направление. На этот план руководящие фигуры из «восточных» охотно откликнулись. Таковы были старый Акакий Кесарийский и Евдоксий Германикийский, впоследствии ставший Антиохийским. К ним деятельно примкнули перебежчики с Запада, Урсакий Сингидунский и Валент Мурсийский. Эти два персональных ученика самого Ария в дни его ссылки, со времени Тирского собора (335), были, как явно арианствующие, осуждены особо и сердикскими отцами (343) как «безбожные и неопытные юнцы». Но эти два авантюриста, не собираясь быть героями и ради сохранения своих кафедр на Западе, покорились авторитету Западного Сердикского собора, признались в клевете на Афанасия и остались здесь на Западе. Но когда Констант погиб (350), а Констанций переселился на Запад и стал одолевать Магненция, Урсакий и Валент снова сбросили личину и перешли в группировку «восточных», тая в себе замыслы чисто арианские. Их карьерный цинизм можно иллюстрировать случаем такого рода. 28 сентября 351 г. Констанций как раз под Мурсией, где епископствовал Валент, давал решающий бой Магненцию. Валент в нужных местах расставил своих агентов с приказом разведать в штабе Констанция его расчеты на победу и рискнул свой акт шпионажа облечь в одежду чудесного откровения. Он послал Констанцию донесение, что якобы ангел во сне открыл ему о предстоящей с минуты на минуту победе войск Констанция. Валент, а за ним и Урсакий после этого благосклонно были приняты снова в политический и церковный фронт Востока.

    После мурсийской победы и гибели Магненция Констанций для удобства приложения своей власти над Западом переехал со своим штабом как в столицу в императорскую ставку в Сирмиум на Дунае (ныне Карловцы). Наиболее активные церковные политики из «восточных» сочли нужным сконцентрироваться и подолгу оставаться около трона императорской власти. Кроме вышеупомянутых в эту группу вошли и Георгий Александрийский, и Василий Анкирский, и Феодор Ираклийский, и Марк Аретузский, и др. И Констанцию, и этой отныне командующей епископской группе нужно было ослабить римский «староникействующий» западный стан епископата. И вновь выжить с Востока поневоле туда возвращенных Констанцием изгнанников. Констанций уже в 350 г. вновь сослал Павла из Константинополя. Афанасия он пока не трогал. Очень уж неловко было Констанцию делать это после недавних троекратных вызовов и гарантий. Враги готовили Афанасию удар канонический. Под защитой Запада Афанасий всегда ускользал от суда всей вселенской церкви. Новые «придворные соборяне» решили сломать иерархический церковный Запад.

    По мере реального завладения Западом новые церковные политики Востока, следуя за Констанцием, переносили свои «церковно-боевые операции» на почву Запада.

    Расправившись с личными противниками, вершители церковной политики в ставке императора Констанция в Сирмиуме решили начать подкоп и под самую никейскую веру. Сделана была попытка издать императорский декрет о вере. Это было началом зла, многократно потом повторявшегося в эпоху вселенских соборов в православной греческой империи. Составляли этот декрет, или манифест, о вере все те же епископы-временщики, или диктаторы. Среди них был (увы, явно ослабевший умом к старости) Осий Кордубский и солидарный с ним по землячеству Потамий Олизиппонский, т. е. Лиссабонский. Формула издана в августе 357 г. и пущена для подписи:

    «Так как многих смущает вопрос о так называемой по-римски Substantia, а по-гречески ousia, т.е., выражаясь точнее, вопрос об omoousion и так называемом omoiousion, то не об одном из этих выражений не должно быть и упоминаний и не следует объяснять их в церкви по той причине и на том основании, что в Священном Писании нет этих выражений и вопрос о них — выше человеческого ума и ведения, потому что никто не может изъяснить рождение Сына. Род же Его кто исповесть? (Ис. 53:8). Никто, с другой стороны, не сомневается, что Отец больше Сына. Ведь всякий без колебания согласится, что Отец по чести, достоинству, божеству (у Афанасия: qeothti, у Илария: claritate, majestate) и по самомy имени Отца больше Сына, как свидетельствует и сам Сын: «Отец Мой более Меня» (Ин.14:28). Равно и то, как всем известно есть кафолическое учение, что есть два Лица — Отца и Сына, и Отец есть больший, а Сын подчинен Отцу со всем, что Отец подчинил Ему. И Отец не имеет начала, невидим бессмертен и бесстрастен. А Сын рожден от Отца, Бог от Бога, свет от света». Оригинал этого документа латинский, а греческий текст только копия. Иларий называет этот текст «богохульством (b'asphemia) Осия и Потамия».

    Один из историков думает, что именно эту формулу, следуя за Осием, подписал и папа Ливерий, после чего его освободили из ссылки и он возвратился в Рим. Хефеле, защищая папу, утверждает, что папа Ливерий подписал не эту 2-ю, а 3-ю Сирмийскую формулу, смягченную. Но существа дела это не меняет. Языческий магизм, внесенный латинскими богословами в приемлемое и для нас учение о каноническом первенстве Римского папы, исторически для нас доказывается.

    2-я Сирмийская формула создала целительный перелом в истории антиникейской реакции Востока. Сирмийский «перегиб» исказил православный смысл антиникейства. Оно превратилось в арианскую отраву. Это отрезвило самих антиникейцев. Вызвало с их стороны здоровую православную реакцию. Эта реакция создала распад «единого антиникейского фронта». Он начал развиваться, выделяя из себя чистое православие.

    Таким образом, «победа» на «фронте веры» придворных политиканов-епископов оказалась пирровой победой. От этой победы начинается и падение партии. Она распалась. Из нее начали выделяться крайние арианские яды, через что «восточные» стали очищаться от арианской мути и заразы.

    Запад был проще. Стоя на никействе, он просто отвергал 2-ю Сирмийскую формулу как «богохульную». Таков был собор Агеннах, в Галлии.

    Восток был сложнее. На Востоке не было юридически (канонически) простой ориентации на Никею. Жили и сознавали себя так, будто Никейский Вселенский собор был несущественной подробностью в прошлом. А какой-нибудь Тирский собор 335 г. куда важнее его. На восточном кругозоре были свои расценки и ценности. Например, св. Василий Великий с почтением смотрит на Диания Кесарие-Каппадокийского, который был предстоятелем в дни его молодости. Между тем Дианий был в числе осудивших Афанасия в Тире (в 335). Дианий был и в 340 г. в числе «восточных», уехавших из Сердики и протестовавших в Филиппополе. И вообще «восточные» не были строго монотонны. Наоборот, пестры и разнообразны в их взглядах.

    Чисто православные группы:

    A) Вот типичный представитель традиционного восточного богословия, без философских школьных пристрастий — Кирилл, епископ Иерусалимский. Около 348 г. он, тогда еще пресвитер, произнес известные слова «Огласительные» — «Kathchtikai» и «Тайноводственные» — «Mustagwgikai». Здесь он полемизирует и с Арием, но не называет его по имени (тактика!). Намекает на «тайные ереси в церкви». Но подробнее опровергает лишь Маркелла да Савеллия (понятно!). Излагает катехизис по тексту символа веры, но по букве не Никейского.

    B) Люди, воспитанные на Оригене, с субординатистской схемой построения Св. Троицы. Никейский Символ претил их школе.

    C) Люди уже с симпатиями к арианству. Но само первоначальное арианство уже иссякло, как бы вымерло. На сцену выступила генерация новых ариан, порвавших с традицией и увлекшихся диалектическими выводами из порочной основной предпосылки арианства о тварности Сына Божия. Товарищ Ария Секунд Птолемаидский уже казался слишком компромиссным, уступчивым вольному «философу» Аэтию.

    Евномий уже не удовлетворялся «мягкостью» взглядов Евдоксия. Пред принятием от Евдоксия хиротонии Евномий подверг его догматическому экзамену.

    Аэтий и Евномий упрекали самого Ария за соглашательство. Эти крайние новоариане, однако, проникли в иерархию православных через людей компромисса, чем характеризовалась общая атмосфера на Востоке. Типичным компромиссником, созданным лукавой атмосферой запутанности, был Леонтий, архиепископ Антиохийский. Чтобы быть угодным и господствующим политикам в арианском духе, и большинству православной народной массы, он, например, произносил богослужебные возгласы: сначала невнятным бормотанием по арианской формуле «Слава Отцу через Сына во Святом Духе», а далее громко: «всегда ныне и присно и во веки веков». Недаром он иронически говаривал, показывая на свою седоволосую голову: «Когда растает этот снег, то много будет грязи». Намек на те партийные споры, которые и разразились на Антиохийской кафедре, ибо все держалось на временном компромиссе.

    Антиохийская кафедра сначала была захвачена крайними, так называемыми аномеями.

    Выразителями и отцами арианской крайности явились светский дилетант-философ Аэтий и епископ Евномий. Сошлись они в Александрии в 356 г. по изгнании св. Афанасия в кружке арианствующих около Георгия Каппадокийца. Аэтий родом из Келе-Сирии, был и ювелиром, и медиком, и софистом. Много скитался в поисках науки. Он был убежден в адекватности его силлогизмов самому существу Божию. Наивный рационалист в гносеологии, он утверждал, что «знает Бога так же хорошо, как и самого себя». Устанавливал «определения о Боге посредством геометрии и фигур». Адекватным определением Бога он считал, по 'Аристотелю, Его «нерожденность». Все «рожденное» (т. е. и Сын Божий) «иносущно». Ему, Евномию, бездушному логисту, пришлась по душе эта система. И Евномий, как верный ученик Аэтия, занялся фанатической критикой единосущия, оперируя, по словам св. Василия Великого, «Хрисипповыми силлогизмами и Аристотелевыми категориями». По Евномию, единственное имя, приложимое к Богу и неприложимое к твари, это «Agenntos». Такой Безначальный только Один. Следовательно, Сын только и может быть «созданием и творением». Его имя — «Рожденный». Он не был до Своего рождения. Он «Единородный Бог, Рожденный волею (а не сущностью) Отца». Сущность его не тождественна и не подобна Отчей, хотя Сын Отцу и подобен, как «образ и отпечаток всей энергии и мощи Вседержителя, отпечаток дел, разумов и изволений Отца». «Сын не единосущен и не подобосущен. Он противоположен Отцу по сущности». По Аристотелю, «ум — часть Божия». Поэтому Бог не более знает о Себе, чем мы о Нем. Бог ничего не требует от людей, кроме того, чтобы знали Его. Христианство превращено здесь в логическую систему. Блаженный Феодорит острит об Евномии, что теологию он превратил в технологию.

    Чтобы забрать богословскую власть над всем Востоком для проведения в жизнь этого усовершенствованного арианства, естественно, нужно было овладеть для этого церковной головой Востока Антиохией. По смерти 357 г. Леонтия Антиохийского Евдоксий Германикийский, вращавшийся при дворе среди правящей придворной партии, добился для себя антиохийской кафедры и приступил к исполнению поставленной им себе задачи — утверждения аномейства. Аэтия он поставил при себе диаконом. В проповедях теперь он не стеснялся кощунственно вышучивать божество Сына, говоря, что Бог-Отец не мог иметь Сына, ибо у Сына нет матери. Евдоксий в компании с Акакием Кесарийским и Уранием Тирским составили в начале 358 г. в Антиохии собор. От лица собора провозгласили как руководственную 2-ю Сирмийскую формулу и вдобавку подчеркнуто отвергли и omoousios, и omoiousios. Стало ясно, что божество Сына просто отвергается и арианство восстановлено.

    Нужен был этот кощунственный хлыст аномейства или евномианства, чтобы ослепшие от борьбы с Маркеллом «восточные» вдруг прозрели и пробудились для борьбы со стратегически обошедшим их со всех сторон арианством. Евдоксий, отрицая божество Сына, явно обрисовался пред ними как «без-божный».

    И вот епископ Лаодикии обратился немедленно после Евдоксиева Антиохийского собора 358 г. с окружным посланием к епископам Востока, призывая их спасти православие от «безбожников». Василий, епископ Анкирский (конкурент Маркелла), несмотря на все свои предубеждения против Никеи, ревнуя о православии, а не об арианстве, горячо откликнулся на призыв Георгия. Так явилась на сцену группа омиусиан. Их термины — omoios kat ousian, omoios kata panta. Эта формула встречается и у Александра Александрийского, и у Афанасия Великого, и в «Многострочном Изложении», и у Кирилла Иерусалимского в «Огласительных Поучениях». Русский термин «подобный» стоит на безразличном перепутье большего или меньшего сходства. Греческий термин наоборот — он по природе своего значения говорит об уравнении сравниваемых величин, о равенстве, но не тотальном, а только частичном, в каком-то определенном отношении. По определениям Аристотеля, термином «tauton» («то же самое») вещи сравниваются по их сущности. Термином «omoion» («подобное») вещи сравниваются по их качествам. Термином «ison» («равное») вещи сравниваются по их количеству. Св. Афанасий хорошо, сознавал эту недостаточность термина «омиос» и писал, что если Сын омиос Отцу, то значит, что он равен, но не по сущности, а по каким-то качествам. А если бы был равен с Отцом по сущности, то был бы не омиос, а «omos», тот же самый, следовательно: единой сущности (омоусиос). Но практически этот термин все-таки был ходким и хранил в себе верную мысль или корнесловную тенденцию к уравнению. Омиусиане ценили этот термин, ибо безразличное употребление и у самого Афанасия «усиа» и «ипостасис» пугало их маркеллианским слиянием Лиц. «Оми» резче отделяло Лица. «Восточные» как бы хотели сказать: «Надежнее выразиться: «не одна и та же сущность, а такая же у всех Трех».

    Так, во главе движения встали бывшие активные антиникейцы Георгий Лаодикийский и Василий Анкирский. Афанасий не без жесткости сердечной долго продолжал еще называть Георгия просто арианином. Но оздоровляющее движение началось. Василий Анкирский, не откладывая в долгий ящик, воспользовавшись ближайшим поводом освящения в Анкире нового храма, перед Пасхой 12 апреля 358 г. созвал собор. Время для съездов было неудобное. Подъехало только 12 епископов. Но все равно он провел через этот собор свое окружное послание к епископам Финикии и других епархий Востока. «После того как наши отцы одержали над еретиками (Маркеллом и Фотином) такие важные победы, казалось, можно было надеяться, что настали времена мира,- спокойствия. Но диавол нашел для себя новые сосуды. Опять слышно о новшествах, о скверных новоглаголаниях против истинного, подлинного (gnhsioths) сыновства Единородного». Довольно пространное изложение веры собора заканчивалось восемнадцатью анафематизмами и против Маркелла, и против аномеев. Хотя тут староникейское омоусиос тоже отвергнуто, но анкирские отцы тут утверждали, что Сын подобен Отцу не только по энергии, но и по существу (!) и что Бог родил Сынa не только по своему хотению (kat exousian), но и по своей сущности (kat ousian!!). Это был конец неопределенности и начало догматического уточнения. Отказ от «иносущия» и утверждение «родства по сущности». Сыновство утверждалось не метафорическое, а подлинное: термины «gnhsios», «gnhsioths». Лишь от испуга перед савеллианством задерживались на «подобии по сущности»: «имеет сущность свою не в тожестве с Отцом, а только в подобии».

    Св. Епифаний назвал этих анкирцев «полуарианами». Но это исторически неточно, ибо они шли прочь от ариан. Анкирский собор 358 г. расколол антиникейскую коалицию. Началась борьба фракций. Собор послал своих депутатов к императору Констанцию. Констанций действительно хотел компромиссного мира, а не раздорных крайностей. Он с убеждением встал на сторону этих анкирских соборян 358 г. Решил предложить их программу на всеобщее приятие, на, так сказать, «епископский плебисцит». Ради этого взял даже обратно свою утвердительную грамоту у Евдоксия на Антиохийскую кафедру, впредь до проверки.

    Составлена была по этому случаю для выполнения программы Василия Анкирского так называемая 3-я Сирмийская формула. Эта формула — прямой пересказ Антиохийской 341 г. с дополнением omoios kat ousian («подобный по сущности»). Василий Анкирский назначается как бы главой епископата на Антиохийскую кафедру. К епископату обращается императорский приказ: признать подобие по сущности или уходить с мест. Папа Ливерий и Осий еще раз подписались под этой формулой. Не подписавших это диктатурное богословие (аномеев) оказалось много. Они были императорской властью сосланы: Евдоксий в Армению, Аэтий в Пепузу, Евномий в Магом. Всего сослано до семидесяти аномеев. Неожиданная диктатура партии вызвала бурное недовольство новыми временщиками. Патрофил Скифопольский подал императору жалобу на самоуправство омиусиан, и сами последние признались императору, что они не хотят рисковать совсем проиграть свое дело, искажая его формой государственного давления. Они доверили Констанцию пересмотреть и решить выдвинутый ими вопрос путем действительно полного западно-восточного вселенского собора.

    (или так называемая «датированная вера», 22 мая 359 г.).

    Вот она:

    «Веруем во Единого только и Истинного Бога Отца-Вседержителя. И во Единого Единородного Сына Божия, прежде всех веков и прежде всякого начала, прежде всякого представимого времени и всякого мыслимого существа («усиас» у Афанасия, «епиниас» — «понятия» у Сократа), Рожденного бесстрастно от (эк) Бога. Рожденного же Единородного, Единого от Единого Отца, Бога от Бога, подобного родившему Его Отцу по писаниям, рождения Которого не знает никто, кроме Одного только родившего Его Отца. Мы знаем, что Сей Единородный Сын Его, по манию Отчему посланный Отцем, Он пришел с небес и все домостроительство исполнил по Отчему хотению. И во Святого Духа.

    А так как слово «усиа», по простоте введенное отцами, но не известное народу, производит соблазн, потому что оно не встречается в Писании, то благоугодно изъять это слово из употребления и отнюдь не делать впредь никакого упоминания об усиа в применении к Богу, т. к. Священное Писание нигде не упоминает об усиа Отца и Сына. Не следует также употреблять и слово «ипостасис» в приложении к Отцу и Сыну и Святому Духу. А Сына мы называем подобным Отцу во всем (ката панта), как говорит и учит Священное Писание.

    А все ереси, как те, которые уже осуждены прежде, так и те, которые появятся как противные изложенной в этом документе вере, да будут анафема».

    Эта формула раньше всякого парада полной соборности, которая не исключалась, а только гарантировалась, была подписана в присутствии императора 22 мая 359 г. Она и стала известной под именем «датированной веры».

    Трудно было омиусианам отказаться от усиа, и потому Василий и Анкирский дал подпись с такой подробной мотивировкой: «А слово «во всем» понимаю в том смысле, что Он подобен Отцу не только по воле, но и по ипостаси, и по происхождению, и по бытию. И кто говорит, что Он подобен только кое в чем (kata ti), тот чужд кафолической церкви». Это Василий направлял против Валента, который хотел уклониться от подписи «ката панта» — «во всем».

    Эту до последнего слова заранее заготовленную «веру» повезла из императорского центра делегация на западный собор

    Восточная половина «вселенского» собора собралась к 27 сентября 359 г. Съехалось от 150 до 160 епископов. Императорскую персону представляли «квестор дворца Леона и военный начальник округа Лаврикий». Из Александрии прибыл епископ Георгий, из Антиохии — Евдоксий, из Кесарии Палестинской — Акакий, из Скифополя — Патрофиль. Собралась и веская группа в 105 епископов, уже вдохновленных своим омиусианством. Это— Македоний Константинопольский, Элевсий Кизикский, Кирилл Иерусалимский, Евстафий Севастийский, Василий Анкирский, Георгий Лаодикийский. Послан был на собор и живущий тут в изгнании Иларий Пиктавийский. Это была первая соборная встреча вновь образовавшейся партии. Подобралось и от 30 до 40 левых, арианствующих в форме аномейства со старым Акакием Веррийским во главе. Была малочисленная группа и никействующих. Таков, например, Имерий из Египта. Есть предание, что тайно прибыл в Селевкию из пустыни и Афанасий. Но ни о какой конспиративной работе его здесь у нас нет данных. Напряжение токов между здоровыми консерваторами (Василий Анкирский и Георгий Лаодикийский) и крайне арианствующей группой Акакия Кесарийского обещало бурный взрыв. С этого и началось. На самом открытии собора (27 октября 359 г.) Акакий сразу предложил отменить Никейский символ, отвергнуть как омоусиос, так и омиусиос и даже простое омиос, ибо «ничто не может быть подобно Божественному существу. Христос есть творение и произошел из ничего». На это обнажение аномейства поднялась буря негодования среди омиусианского о большинства вплоть до перехода некоторых омиусиан к никейскому меньшинству. Раздались возгласы: «Сын — от Бога, т.е. из сущности Божией!» Для доказательства, к чему ведет полное отрицание Никеи, огласили цитаты из проповедей Евдоксия: «Отец и не мог иметь Сына, ибо у Него нет жены». Поднялся вновь шум... Чтобы встать, казалось, на основную общепринятою базу, т. е. на 2-ю Антиохийскую формулу (Лукиановскую), группа большинства — Василия Анкирского и Георгия Лаодикийского — предложила вновь подписать эту, издавна свою собсвенную формулу. Но какой-то вихрь зловерия уже овладел сознанием акакиевцев. Они покинули заседание собора. На следущий день, 28 сентября, благоразумные последователи омиусианства на для самоукрепления собрались отдельно в церкви при закрытых дверях и провозгласили 2-ю Антиохийскую формулу. В тот же день приезжают делегаты с директивами Селевкийскому собору. Руководящий всеми соборными инсценировками придворный императорский совет привез восточной половине собора ультимативную инструкцию подписать теперь так называемую «датированную веру», т. е. 4-ю Сирмийскую формулу, с присоединением осуждения аномейству. Это был ушат холодной воды на голову Акакия и его группы. Сенатор Леона пригласил всех спорящих епископов составить общее собрание. 29 сентября оно состоялось. Леона гарантировал свободу высказывания. И Акакий даже потребовал удаления некоторых для него крайне раздражающих лиц. Омиусиане оказались психологически в этот момент уступчивее. Они согласились, чтобы неугодные акакиевцам лица во главе с Кириллом Иерусалимским временно удалились из собрания.

    Тогда Леона огласил записку Акакия. На этот раз сей до цинизма смелый богословский дипломат в своей записке анафематствует свое вчерашнее аномейство и, глазом не моргнув, провозглашает «омийство», т. е. Сына подобным Отцу. Не от себя одного все это заявляет Акакий, но от всех крайне левых, повернувших вместе с ним на компромисс с явным расчетом любой ценой не дать василианам ослепить императора. Этого акакиане в конце концов и достигли, несмотря на временную неудачу на почве данного, сплошь скандального «вселенского» собора.

    Провозглашение омийства акакиане в данном случае мотивируют в следующих выражениях. Они «не отвергают авторитетной веры Антиохийского собора (так называемого Лукиановского символа). Но ввиду споров, возникших в последующее время, исключают из употребления слово «омоусион», как не данное в Писании, a anomoion (даже!) предают анафеме.

    И признают ясно, что Сын подобен Отцу».

    На собрании следующего дня началось обсуждение этого текста. Василиане начали допрашивать Акакия: в каком смысле и в каких пределах Сын подобен Отцу? Акакий откровенно пояснял: «подобен по воле, но не по существу». Конечно, поднялись опять бурные пререкания. Леона, проверив на опыте температуру собрания, прибег к давлению. Заявил: «Меня император послал руководить собором единодушным. А так как вы неукротимы, то идите и пустословьте на стороне. Я в таком соборе не участник». И закрыл заседание. Расхождение василиан и акакиан через это оформилось. Василиане собрались и от лица своей группы низложили и отлучили 9 главных епископов из акакиан, начиная с Акакия и Евдоксия, и даже на место Евдоксия избрали Антиохийским епископом пресвитера Аниана. Конечно, акакиане не потерпели такой свободы действий и использовали амбицию комита Леоны. Тот, несмотря на протесты соборного василианского большинства, арестовал Аниана и отправил в ссылку. Расколовшиеся партии собора отправили каждая своих уполномоченных для доклада императору.

    Так печально кончилась лукаво задуманная антреприза раздвоенного «вселенского» собора, породившего 4 фракции.

    Смущенный Констанций хотел было потребовать к себе весь восточный собор in corpore, но явившиеся первыми акакиане посоветовали ему ограничиться вызовом депутатов по 10 лиц от каждой стороны. Им указано было съехаться в Константинополь. В этом партийном состязании циничные акакиане превзошли в партийных и дипломатических приемах связанных своей принципиальностью василиан. Констанций толкал к соглашению, почти вымогал его. Вынужденные взаимные уступки породили некоторое искусственное партийное образование, получившее в истории имя

    Дарованная Юлианом, хотя бы с издевательскими целями, амнистия всем арестованным и сосланным императорской властью по делам церкви, конечно, автоматически возвратила всех сосланных епископов на их кафедры. 9 февраля 362 г. в Александрии был опубликован указ Юлиана, а 21 февраля Афанасий уже был торжественно встречен верным ему народом. Георгий Каппадокиец еще до возвращения Афанасия, в конце 361 г., был убит чернью с поруганием над его трупом.

    На свободе при Юлиане аномеи опять увлеклись своим самоутверждением. Юлиан, как старый друг Аэтия, вызвал его из ссылки к себе в Константинополь и даже одарил его поместьем. Евдоксий созвал в Константинополь своих друзей-епископов и рукоположил Аэтия в епископы и наставил еще группу епископов-аномеев. Под давлением Евдоксия Антиохийский епископ Евзоий собрал целый соборик в Антиохии, который объявил уничтоженными все постановления против аномеев. Эта еретическая игра скоро прервалась со смертью Юлиана.

    Старые омиусиане, освободившись от пут омийства, продолжали уточнять свое православное устремление. Василий Анкирский и Георгий Лаодикийский от лица своего течения опубликовали знаменательную «Памятную записку» («Gpomnhmatismos»). Тут мотивирована борьба против воспрещения термина «усиа». Особенно интересна попытка разъяснить смысл и различие терминов «усиа» и «ипостасис». Эта «Памятная записка» гласит: «Восточные» для того употребляют наименование «ипостасис», что-бы выразить существенные, и реально существенные, и реально сущие свойства Лиц; чтобы обозначить эти свойства лиц, «восточные» и называют их ипостасями реально существующих Лиц».

    Следовательно, термин «ипостась» определяет специально Лица, чтобы они не расплылись в западном савеллианстве. И чтобы не было придирок, василиане формулируют, что дело идет не о «трех богах», а утверждают они: mian qeothta, mian archn, mian Basileian. Все эти три лица — tauton. Но чтобы не было слияния, они «благочестиво различают» «реально существующего Отца, реально существующего Сына и реально существующего Духа. Одно Божество и Три ипостаси». Своему классическому термину «омиос кат усиан» они дают пояснение — это «тавтон ката пневма».

    Явно, что по смыслу записки термин «пневма» равен «усиа». Следовательно, «тавтон ката пневма» разнозначно с «тавтон кат усиан». Никейцы должны были сами понять, что это богословие православной мысли. Западный человек Иларий, чуждый слепоты восточных страстей, утвердил первый православную природу этого омиусианского направления. Своим галльским собратьям-епископам он написал еще ранее, тотчас же после Анкирского собора 358 г. и победы на нем точки зрения Василия и Георгия, целое сочинение: «О соборах» («De Conciliis»). В нем он разъясняет, что наиболее авторитетные восточные вероизложения, как символ Лукиана — ekqesis makrosticos; и 1-я Сирмийская формула, могут быть понимаемы вполне православно. Само, «омоусиос» может толковаться савеллиански, и само «омиусиос» может мыслиться как православное. Ведь «омиос» означает равенство. И даже оно имеет некоторое оттеночное преимущество пред «омос», ибо предполагает не «ту» же самую единицу, а предполагает двух сравниваемых. Восточные омиусиане — это «свет во тьме». Между восточными и западными православными нет различия в вере. А только упорство в предубеждениях. Иларий предлагает и «восточным» принять омиусиос. «Ведь вы же не ариане! Зачем же, отвергая это слово, вы навлекаете на себя упрек в арианстве? Нужно собраться вместе и сообща рассудить, чтобы не устранялось то, что хорошо установлено (омоусиос), и не отвергалось то, что худо понимается (омиусиос)».

    Иларий в 360 г., не допущенный на Константинопольский собор 360—361 гг. и высланный в Галлию, принес туда эту примиряющую богословскую программу. Галльские епископы во главе с Фебадием Агеннским угнетены были своим промахом на Ариминском соборе. В 360 г. галльские епископы, воспользовавшись неожиданной свободой, предоставленной всем язычествующим Августом Юлианом, собрались на собор в Париже. И постановили по совету Илария протянуть руку восточным омиусианам. Они написали им братское послание. В нем признали, что под давлением Ариминского собора они поддались обольщению, умолчав главным образом о термине «усиа». Теперь они хотят быть самими собою, опираясь на самих себя. Папа Римский Ливерий для них не опора и официально над Западом веет еще арианское знамя. Парижские соборяне декларируют свой возврат на позиции до Ариминского собора.

    На Востоке этот же поворот омиусиан Василия и Георгия приветствовал из пустыни сам Афанасий в его сочинении «О соборах» (от Ария до Ариминия-Селевкии). Тут Афанасий с отрадой говорит об омиусианах: «С людьми, подобными Василию, не нужно обходиться как с врагами, а следует считать их братьями, которые разнятся от нас только одним словом, но мыслят так же, как и мы». «Омиос с прибавкой кат усиан значит то же, что и омоусиос». Обращаясь к ним, Афанасий называет их «возлюбленные братья» и убеждает их «не сражаться с тенью» (т. е. с омоусиос), ибо рано или поздно они должны принять его. Ведь в нем опора их же собственного учения. Таким образом, уже к концу царствования Констанция в основном наступило сближение никейцев и омиусиан. Нужна была минута свободы при Юлиане, чтобы это произошло формально.