Первый из признаков, наиболее очевидный для каждого приступающего к чтению Нового Завета, - это нравственная высота, святость и глубокая чистота того идеала, к которому призывается человек. Невоздаяние злом за зло, любовь ко всем, даже к личным врагам, готовность душу свою отдать за других, наконец, потрясающий пример личности Самого Господа Иисуса Христа - Бога, смирившегося до реального вочеловечения и крестной казни ради спасения человека - все это несравнимо ни с одним учением мира, ни с одним из его идеалов. Подобного в целом не знала ни одна религия (включая ветхозаветную), ни одна философия. Уже это дает возможность ощутить неотмирность христианства, его сверхъестественные истоки.
Впечатляющим фактом, свидетельствующим о богооткровенности христианского вероучения, являются его догматы о Боге-Троице, Боговоплощении, Спасении через Крест, Воскресении и другие. Эти центральные истины христианства столь же отличны по своему существу от предшествовавших ему религиозных и философских аналогов, сколько, если говорить образно, ребенок для женщины отличается от той куклы, с которой она играла в детстве. Не случайно апостол Павел восклицает: "А мы проповедуем Христа распятого, для иудеев соблазн, а для эллинов безумие" (1 Кор. 1, 23). Последующая история христианства подтвердила эту мысль в полной мере. Тот факт, что христианское вероучение постоянно пытались и пытаются "исправить" и сделать или, во избежание "соблазна", - естественным продолжением иудейства, вычеркнув из него веру в Божественное и мессианское достоинство Господа Иисуса Христа, или, чтобы избавить от "безумия" перед лицом языческого мира, - логически "оправданным" этико-философским учением, - является ярким свидетельством того, что Новозаветное Откровение не есть плод мудрости человеческой. Уникальная, в своем роде, "инаковость" христианства среди прочих религий, его философская "абсурдность" (вспомним тертуллиановское: credo, quia absurdum est)[146] еще раз указывает на неземной источник христианского учения, на то "немудрое Божие", которое "премудрее человеков" (1 Кор. 1, 25).
Ярким свидетельством сверхъестественности Откровения, содержащегося в Священном Писании, являются пророчества. Под пророчествами в данном случае подразумеваются такие предсказания, которые не основывались и не могли быть основаны на каких-либо научных расчетах или особом знании психологии, истории, экономики, политики и т.д.; эти необъяснимые никакими естественными причинами и простирающиеся на многие века вперед предсказания будущих событий всегда являлись серьезным религиозным аргументом.
Так, в Евангелии от Луки (написано в 63 г.)[147] сообщается, что Дева Мария в состоянии особого духовного подъема произносит: "Отныне будут ублажать Меня все роды" (Лк. 1,48). Евангелист не усомнился записать эти слова молодой Девушки, хотя в естественном порядке сделать подобное было бы равносильно безумию. И вот, с первого века и доныне Ее прославляют все христианские народы.
В Евангелии от Матфея находим прямые пророчества Господа Иисуса Христа о будущем Своего Благовестия: "И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам" (Мф. 24, 14); о судьбе еврейского народа и Иерусалима: "Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; все будет разрушено" (Мф. 23, 35-38; 24, 2; Лк. 21; 20-24,32) ("Матфей составил свое Евангелие, по всей вероятности, около 62 г. после Р.Х."[148], а разрушение Иерусалима произошло в 70 г.); о Церкви: "И на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее" (Мф. 16, 18); о будущем христианства: "Сын Человеческий, пришед, найдет ли веру на земле?" (Лк. 18, 8); о явлении лжехристов и лжепророков (Мф. 24, 23-26; Лк. 21, 8); о будущих гонениях на христиан (Лк. 21, 12-17); о том, что "некоторые... не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе" (Мк. 9, 1) (здесь речь идет о всех святых, начиная с Божией Матери и Апостолов, которые пережили, "увидели" прежде своей кончины всю силу, славу и блаженство Царства Христова).
Исполнение этих пророчеств может видеть (а не просто поверить в них) каждый современный человек. Строгое пророчество - предупреждение находим у апостола Петра (2 Пет. 3, 10), которое понятно в свете возможных последствий новых научно-технических экспериментов или военных катаклизмов.
Подобный же смысл имеют и многие пророчества Откровения святого Иоанна Богослова (см., например, гл. 16).
Необходимо при этом отметить существенное отличие разного рода предсказаний мистического характера от христианских пророчеств. Эти предсказания, во-первых, не содержат в себе главного - стимула к нравственному изменению человека и его духовному обновлению (покаянию); во-вторых, они, когда имеют конкретный характер (что является исключением), то, если не считать редчайших совпадений, просто не исполняются (достаточно, например, внимательно проверить предсказания астрологов); в-третьих, подавляющее большинство предсказаний носит настолько неопределенный, расплывчатый характер, что они легко могут быть применимы к любому варианту последующих событий и отнесены к самым разным событиям. В этом отношении очень показательны, например, признания одного из самых известных предсказателей - Нострадамуса.
"Я свидетельствую, что... большая часть пророчеств сопровождалась движением небесного свода, и я видел как бы в блестящем зеркале в туманном видении (здесь и далее выделено нами - А.О.) великие, печальные, удивительные и несчастные события и авантюры, которые приближались к главнейшим культурам..."[149].
Я думаю, что могу предсказать многое, если мне удастся согласовать врожденный инстинкт с искусством длительных вычислений. Но для этого необходимы большое душевное равновесие, предрасполагающее к прорицаниям состояние ума и высвобождение души от всех забот и волнений. Большую часть моих пророчеств я предсказывал с помощью бронзового треножника "ex tripode oenio", хотя многие приписывают мне обладание магическими вещами..."[150]. Все вычисления произведены мной в соответствии с движением небесных светил и взаимодействии с чувствами, охватившими меня в часы вдохновения, причем мои настроения и эмоции были унаследованы мной от моих древних предков" (Нострадамус был еврей)[151]. "И многое в Божественном я соединяю с движением и курсом небесных светил. Создается впечатление, будто смотришь через линзу и видишь как бы в тумане великие и грустные события и трагические происшествия..."[152]
Не вызывает сомнений источник астрологовычислительных "пророчеств" Нострадамуса. Этот источник давно известен и на языке отцов Церкви он называется одержимостью или прелестью.
Одно из объяснений природы тех немногих предсказаний, которые все же сбываются, заключается в том, что у каждого человека как образа Божия имеется свойство предвидения, предчувствия - хотя проявленное в достаточно обостренной степени встречается редко. Однако в человеке, не очищенном от страстей исполнением Евангельских заповедей, это свойство действует таким образом, "будто смотришь через линзу и видишь как бы в тумане". При этом все подобного рода предсказатели (маги, астрологи, колдуны, гадатели и т.д.), некоторые сознательно, другие неосознанно, в силу своей духовной неочищенности находятся под воздействием темных духов лжи. Потому согласный голос святых отцов всех эпох решительно запрещает обращаться к ним, верить им, распространять их "информацию". Если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму" (Мф. 15, 14) обмана, расстройства, заблуждения, отчаяния, самоубийства.
Имеющими большое значение для современников Христа и апостолов и сохраняющими свою значимость для убеждения в Божественности христианского Благовестия и поныне являются чудеса.
Под чудом подразумевается такое чрезвычайное воздействие Божие на человека или природу, которое выходит, как правило, за границы известных естественных закономерностей и ставит человека со всей очевидностью и несомненностью перед лицом реального присутствия Бога в мире. Чудеса бывают внешние (например, воскрешение мертвого, прекращение бури) и внутренние (например, неожиданное полное нравственное перерождение разбойника, мытаря, блудницы; возникновение во время молитвы чрезвычайной внутренней радости при тяжкой скорби или болезни), но и те, и другие объединяет одно общее - это сознание человеком Божественного на него воздействия и его ответная реакция (положительная или отрицательная) по отношению к Богу. Подлинное чудо (видение, исцеление и др.) всегда сопряжено с духовнонравственным изменением человека (раскаяние, обращение к Богу или, напротив, ожесточение, богоборчество) (ср. Лк. 19, 8 и Ин. 12, 10). Этим оно отличается как от фокусов, галлюцинаций, гипноза, экстрасенсорики, так и от "чудес", сочиненных фантазией человеческой (Будда, например, для доказательства истинности своего учения достал кончиком языка свой затылок: или, по одному христианскому апокрифу, маленький Иисус Христос делал из глины птичек и оживлял их, и т.п.), которые действуют на воображение, психику, нервы человека, но оставляют прежним его сердце, не изменяют нравственного и духовного состояния его души, характера его жизни.
Чудеса, в христианстве, во все времена были одной из тех сил, благодаря которым оно, окруженное со всех сторон смертельными врагами: евреями и язычниками, царями и простолюдинами, рабами и свободными, - покорило большую часть Вселенной. И доныне перед человеком, знакомящимся с Евангелием, Деяниями апостолов, с историей христианства, открывается поразительное чудо сохранения и распространения христианской веры среди страшных гонений - чудо существования Церкви.
Замечательным историческим фактом, подтверждающим неземное происхождение христианства, являются те дарования и откровения, которые получали идущие по пути, указанному Благовестием Христовым, - христианские святые. Преподобные, мученики, праведные, прославленные и непрославленные святые самых разных стран доказали не сухой логикой и голым рассудком, но жизнью, подвигами, страданиями, самой смертью своей, чудесами, прозрениями, явлениями необычайной духовной силы, действующей в них, что христианство не плод чьей-то "фантазии, не утонченная мораль или своеобразная философия, но реальный путь человека к подлинному благу, временному и вечному, к познанию Истины, к обретению Правды - путь, возвещенный Богом и ведущий к Нему.
Таковы некоторые из аргументов, подтверждающие "неестественное" происхождение Новозаветного Благовестия, его неземной, богооткровенный характер. Окончательное же, жизненное признание его обусловлено, конечно, не столько весомостью доводов и доказательств, сколько желанием самого человека следовать той святыне, которая открывается ему в Евангелии.
Из признания Божественного происхождения Новозаветного Откровения, естественно, следует признание того же и за Откровением Ветхозаветным (Мф. 5, 17-18), хотя это, конечно, не означает их равноценности, поскольку Ветхий Завет был лишь подготовительным к пришествию Христа и имел временный (Евр. 7; 18-19, 22; 8; 5-8, 13; 9, 8-10; 10, 1), несовершенный (Мф. 5; 21-22, 27-28, 31-48) характер. Ветхозаветное Откровение, по существу, было ориентировано исключительно на психологию и духовный уровень еврейского народа (Мф. 19, 89) и потому не имело того универсального, всечеловеческого характера, который видим в Откровении Новозаветном: "иная слава солнца, иная слава луны..." (1 Кор. 15, 41).
Более сложным и тонким вопросом является выяснение признаков истинности индивидуального откровения. Этот вопрос чрезвычайно важен, поскольку касается существа духовной жизни, а вхождение в духовный мир всегда сопряжено с огромным риском: кто не дверью в него входит, подвергается участи вора и разбойника (Ин. 10, 1)! Любопытство, несерьезность, мечтательность в этой области подобны легкомысленному заглядыванию в колбу со смертоносными бактериями. Хорошо известно, например, что активно занимающиеся спиритизмом, как правило, или кончают жизнь самоубийством, или полностью расстраивают свою психику. К тому же приводят человека и все прочие виды оккультизма.
Незаконное проникновение в мир духовный страшно. Оно непременно порождает лжеоткровения, которые еще более увлекают и губят духовно и телесно людей неопытных, незнакомых с основами духовной жизни, со Священным Преданием Церкви. Из последних ярких примеров подобных "откровений" можно указать на прорицания, исходящие из т.н. "Богородичного центра" или "белых братьев", фантастический произвол которых в интерпретации христианства достаточно красноречиво свидетельствует о природе и достоинстве этих "откровений"[153].
Что является необходимым, по православному учению, условием "различения духов"? Ответ на этот вопрос основательно и точно дан, например, в статье святителя Игнатия "Слово о чувственном и о духовном видении духов"[154]. Здесь укажем лишь на самое существенное в данном вопросе.
Общим основанием законного вхождения в духовный мир и получения истинного знания (откровения) о нем является правильная (праведная) духовная жизнь, предполагающая знание основ православной веры, принципов духовной жизни.
По удостоверению Священного Писания и учению Церкви, главнейшим условием и признаком правильного духовного устроения человека является наличие в его душе чувства покаяния, сокрушения сердца, из которых проистекает важнейшее в духовной жизни - смирение. В Евангелии оно именуется нищетой духовной (Мф. 5, 3), под чем подразумевается сознание собственного бессилия в борьбе со страстями, видение гибельности своего настоящего духовного состояния. Эта духовная нищета и является той единственно (!) прочной основой, на которой лишь возможно получение человеком истинного откровения, указывающего путь вхождения в Царство Самого Бога. Ибо откровения Господь дает человеку не для удовлетворения любопытства праздного ума и пустого сердца, но только в целях его спасения и духовного совершенствования.
Святитель Игнатий писал, что "первое духовное видение есть видение своих согрешений, доселе прикрывавшихся забвением и неведением"[155]. "Зрение недостатков наших - вот безопасное видение! Зрение падения и искупления нашего - вот нужнейшее видение"[156]. "Все святые признавали себя недостойными Бога: этим являли они и свое достоинство, состоящее в смирении"[157].
Сам характер откровений также имеет значение в определении их истинности. Если до падения человек был способен к непосредственному видению духов и общению с ними, то в настоящем его состоянии их явления возможны ему лишь по особому усмотрению Божию и во время крайней нужды[158], с целью исправления и спасения человека. "Только совершеннейшим христианам, - пишет святитель Игнатий, - преимущественно из иноков, сподобившимся прозреть душевными очами, был открыт мир духов: но таких христиан и в самые цветущие времена иночества было очень мало, по свидетельству преподобного Макария Великого. Свойство всех видений, посылаемых Богом, - замечает святой Иоанн Лествичник, - заключается в том, что они приносят душе смирение и умиление, исполняют ее страха Божия, сознания своей греховности и ничтожества. Напротив, видения, в которые мы вторгаемся произвольно, в противность воле Божией, вводят нас в высокоумие, в самомнение, доставляют радость, которая не что иное, как непонимаемое нами удовлетворение наших тщеславия и самомнения"[159].
Поэтому все святые отцы и подвижники, опытные в духовной жизни, решительно и строго предупреждают христианина от впадения в т.н. прелесть, то есть в духовный самообман, при котором человек свои нервно-психические, а часто и бесовские возбуждения и порождаемые ими лжевидения я лжеоткровения принимает за действие благодати Божией, за истину.
По какой причине человек может впасть в прелесть? Отцы отвечают, что "все виды бесовской прелести, которым подвергается подвижник молитвы, возникают из того, что в основание молитвы не положено покаяние, что покаяние не сделалось источником, душою, целью молитвы"[160].
Преподобный Исаак Сирин указывает и на другую важную причину. Это искание, ожидание благодатных ощущений, видений и прочего. Указав на слова Спасителя: "Не приидет Царствие Божие с соблюдением" (Лк. 17, 20), т.е. приметным образом, - этот великий наставник монашества говорит: "Чего же ищем с соблюдением, разумею Божий высокие дарования, то не одобряется Церковью Божиею; и приемшие это приобретали себе гордость и падение. И это не признак того, что человек любит Бога, но душевная болезнь"[161].
Святитель Игнатий, продолжая мысль преп. Исаака, писал: "Все самообольщенные считали себя достойными Бога; этим явили объявшую их душу гордость и бесовскую прелесть. Иные из них приняли бесов, представших им в виде ангелов, и последовали им; другим явились бесы в своем собственном виде и представлялись побежденными их молитвою, чем вводили их в высокоумие; иные возбуждали свое воображение, разгорячали кровь, производили в себе движения нервные, принимали это за благодатное наслаждение и впадали в самообольщение, в совершенное омрачение, и причислились по духу своему к духам отверженным"[162].
Преп. Григорий Синаит (XIV в.) напоминает: "Прелесть, говорят, в двух видах является, или, лучше, находит... - в виде мечтаний и воздействий, хотя в одной гордости имеет начало свое и причину... Первый образ прелести - от мечтаний. Второй образ прелести... начало свое имеет... в сладострастии, рождающемся от естественного похотения. В сем состоянии прельщенный берется пророчествовать, дает ложные предсказания... Бес непотребства, омрачив ум их сладострастным огнем, сводит их с ума, мечтательно представляя им некоторых святых, давая слышать слова их и видеть лица"[163]. Таким образом, скрытая, а иногда и явная гордость, соединенная обычно с воображением себе Бога, святых и сопровождаемая внутренним сладострастием, является существом того состояния, которое приводит человека к лжедуховности, величайшему самообману и окончательной гибели.
Очень яркие примеры прельщений можно привести из римо-католической мистики[164]. Сначала пример первого вида прелести, из указанных св. Григорием Синаитом.
Настоящий отец ее Франциск Ассизский (XIII в.) "смиренно" говорит о себе: "Я не сознаю за собой никакого прегрешения, которое не искупил бы исповедью и покаянием"[165]. Однажды Франциск долго молился (чрезвычайно показателен при этом предмет молитвы) "о двух милостях": "Первая - это чтобы я... мог... пережить все те страдания, которые, Ты, Сладчайший Иисусе, испытал в Твоих мучительных страстях. И вторая милость... - это, чтобы... я мог почувствовать... ту неограниченную любовь, которою горел Ты, Сын Божий". (Не чувства своей греховности и несовершенства беспокоили Франциска, а откровенные претензии на равенство со Христом!) Во время этой молитвы Франциск "почувствовал себя совершенно превращенным в Иисуса", Которого он тут же и увидел в образе шестикрылого серафима. После этого видения у Франциска появились болезненные кровоточащие раны (стигмы) - следы "страданий Иисусовых"[166]. Предсмертными словами его были: "Я исполнил то, что должен был исполнить"[167]. Для сравнения приведем тот же предсмертный момент из жизни преподобного Сисоя Великого (V в.). "Окруженный в момент своей смерти братией, в ту минуту, когда он как бы беседовал с невидимыми лицами, Сисой на вопрос братии: "Отче, скажи нам, с кем ты ведешь беседу?" - отвечал: "Это ангелы пришли взять меня, но я молюсь им, чтобы они оставили меня на короткое время, чтобы покаяться". Когда же на это братия, зная, что Сисой совершен в добродетелях, возразила ему: "Тебе нет нужды в покаянии, отче", - то Сисой ответил так: "Поистине я не знаю, сотворил ли я хоть начало покаяния моего"[168]. Это глубокое понимание своего несовершенства является главной отличительной чертой всех истинных святых.
Второй вид прелести проиллюстрируем выдержками из "Откровений блаженной Анжелы" - также католической святой (умер в 1309 г.)[169].
Дух Святой говорит ей: "Дочь Моя, сладостная Моя,.. очень Я люблю тебя" (с. 95): "Был я с апостолами, и видели они Меня очами телесными, но не чувствовали Меня так, как чувствуешь ты" (с. 96). И такое открывает сама Анжела: "Вижу я во мраке Святую Троицу, и в самой Троице, Которую вижу я во мраке, кажется мне, что стою я и пребываю в середине Ее" (с. 117). Свое отношение к Иисусу Христу она выражает, например, в таких словах: "могла я всю себя ввести внутрь Иисуса Христа" (с. 176). Или: "Я же от сладости Его и от скорби об отшествии Его кричала и хотела умереть" (с. 101) - и при этом она начинала в ярости бить себя так, что монахини вынуждены были часто уносить ее из костела (с. 83).
Резкую, но, по существу, совершенно верную оценку "откровений" Анжелы дает один из крупнейших русских религиозных мыслителей нашего века А.Ф.Лосев. Он пишет, в частности: "Соблазненность и прельщенность плотью приводит к тому, что Святой Дух является блаженной Анжеле и нашептывает ей такие влюбленные речи: "Дочь Моя, сладостная Моя, дочь Моя, храм Мой, дочь Моя, услаждение Мое, люби Меня, ибо очень люблю Я тебя, много больше, чем ты любишь Меня". Святая находится в сладкой истоме, не может найти себе места от любовных томлений. А возлюбленный все является и является и все больше разжигает ее тело, ее сердце, ее кровь. Крест Христов представляется ей брачным ложем...
Что может быть более противоположно византийско-московскому суровому и целомудренному подвижничеству, как не эти постоянные кощунственные заявления: "Душа моя была принята в несотворенный свет и вознесена", эти страстные взирания на Крест Христов, на раны Христа и на отдельные члены Его Тела, это насильственное вызывание кровавых пятен на собственном теле и т.д. и т.п.? В довершение всего Христос обнимает Анжелу рукою, которая пригвождена ко Кресту, а она, вся исходя от томления, муки и счастья, говорит: "Иногда от теснейшего этого объятия кажется душе, что входит она в бок Христов. И ту радость, которую приемлет она там, и озарение рассказать невозможно. Ведь так они велики, что иногда я не могла стоять на ногах, но лежала и отнимался у меня язык... И лежала я, и отнялись у меня язык и члены тела"[170].
Не менее показательны и "откровения" другой великой католической святой. "Учитель Церкви" Тереза Авильская (XVI в.) восклицает перед смертью: "О, Бог мой, Супруг мой, наконец-то я Тебя увижу!". Этот в высшей степени странный возглас не случаен. Он - закономерное следствие всего "духовного" подвига Терезы, существо которого открывается хотя бы в следующем факте.
После многочисленных своих явлений "Христос" говорит Терезе: "С этого дня ты будешь супругой Моей... Я отныне не только Творец твой, Бог, но и Супруг"[171]. "Господи, или страдать с Тобой, или умереть за Тебя!" - молится Тереза и падает в изнеможении под этими ласками, закатывает глаза, дышит все чаще и по всему телу ее пробегает содрогание. Если бы нечестивая, но опытная в любви женщина, пишет Мережковский, - увидела ее в ту минуту, то поняла бы,.. что все это значит, и только удивилась бы, что с Терезой нет мужчины; а если бы и в колдовстве была эта женщина опытна, то подумала бы, что с Терезой вместо мужчины тот нечистый дух, который колдуны и ведьмы называют "инкубом"[172]. "Душу зовет Возлюбленный таким пронзительным свистом, вспоминает Тереза, - что нельзя этого не услышать. Этот зов действует на душу так, что она изнемогает от желания"[173]. Не случайно известный американский психолог Вильям Джемс, оценивая ее мистический опыт, писал, что "ее представления о религии сводились, если можно так выразиться, к бесконечному любовному флирту между поклонником и его божеством"[174].
На методическом развитии воображения основывается мистический опыт одного из столпов католической мистики, родоначальника ордена иезуитов Игнатия Лойолы (XVI в.). Его книга "Духовные упражнения", при которой, по его словам, "даже Евангелие становится излишним"[175], пользуется очень большим авторитетом в католичестве. Она представляет собой еще одну яркую иллюстрацию глубокой поврежденности понимания духовной жизни в римо-католицизме. Воображение распятого Христа, попытка проникнуть в мир Его чувств и страданий, мысленные беседы с Распятым и т.д. - все это принципиально противоречит основам духовного подвига, как он дан в опыте жизни святых Вселенской Церкви, и приводит к полному духовному и душевному расстройству подвижника, а отсюда - и к каким угодно "откровениям".
Вот несколько кратких выдержек из "Духовных упражнений". Так, созерцание "Первого дня воплощения Бога Слова" состоит из нескольких прелюдий. Первая прелюдия заключается в том, "чтобы представить себе, как будто это было перед глазами, весь исторический ход мистерии воплощения, - а именно - как Три Божественные Лица Святой Троицы взирают на эту землю,.. как Троица Святая, тронутая страданием, решает ниспослать Слово,.. как... архангел Гавриил явился посланником к блаженной Деве Марии".
Вторая прелюдия состоит "в живом воображении местности,.. где живет Святая Дева".
Третья прелюдия - "это мольба о познании мною... тайны воплощения Слова..."[176].
И еще один пример созерцания беседы со Христом. "Эта беседа, - наставляет Лойола, совершается тогда, когда человек вообразит перед собой Иисуса Христа, распятого на кресте..." "Устремивши таким образом взор на Иисуса распятого, я скажу Ему все, что подскажут мне мой ум и мое сердце... Настоящую беседу можно сравнить с беседою двух друзей... "[177].
Авторитетный сборник аскетических писаний древней Церкви "Добротолюбие" решительно запрещает такого рода "духовные упражнения". Вот несколько высказываний оттуда.
Преподобный Нил Синайский (умер в 450 г.) предупреждает: "Не желай видеть чувственно Ангелов или Силы, или Христа, чтоб с ума не сойти, приняв волка за пастыря, и поклонившись врагам-демонам"[178].
Преподобный Симеон Новый Богослов (XI в.), рассуждая о тех, кто на молитве "воображает блага небесные, чины ангелов и обители святых", прямо говорит, что "это есть знак прелести". "На этом пути стоя, прельщаются и те, которые видят свет телесными очами своими, обоняют благовония обонянием своим, слышат гласы ушами своими и подобное"[179].
Преподобный Григорий Синаит (XIV в.) напоминает: "Никогда не принимай, если что увидишь чувственное или духовное, вне или внутри, хотя бы то был образ Христа, или Ангела, или святого какого... Приемлющий то... легко прельщается... Бог не негодует на того, кто тщательно внимает себе, если он из опасения прельщения не примет того, что от Него есть,.. но паче похваляет его, как мудрого"[180].
Как правило, состояние прелести характеризуется фанатизмом, дышащим разгорячением и превозношением[181]. По твердому уверению свв. Игнатия Брянчанинова и Феофана Говорова, а также оптинских старцев, из состояния прелести написана известная книга "О подражании Христу" Фомы Кемпийского (умер в 1471) и масса другой католической и протестантско-сектантской назидательной и аскетической литературы[182].
Таким образом, для того чтобы судить об истинности или ложности индивидуальных откровений, необходимо знать духовное состояние данного христианина, правильность его следования аскетическому учению Православной Церкви, что обычно обнаруживается достаточно ясно из его сочинений, писем и т.д., необходимо учитывать и сам характер бываемых видений и откровений. Общее же и твердое правило Церкви - всячески избегать, устраняться и не принимать никаких видений ввиду присущей всем нам духовной слепоты и скрытой гордости.
В оценке естественного богопознания Священное Предание Церкви является единственным достоверным критерием, поскольку оно есть не что иное, как опытно познанное и во всей глубине и точности раскрытое святыми Православной Церкви Благовестие Христово. Оно дает возможность суждения об истинности или ложности, добре или зле различных идей и концепций, возникающих на пути богоискания. Ибо естественное богопознание даже в своих высших точках достигало не более как познания лишь самых общих свойств Бога, лежащих, так сказать, на поверхности, и потому не могло дать человеку ни полноценного понимания Бога, ни познания истинного пути единения с Ним. Все т.н. естественные религии и вся история философии достаточно убедительно свидетельствуют об этом.
К какому высшему пониманию Бога пришла естественная мысль? - Единого, Личного, Мирообразователя, Всемогущего, Справедливого Судьи. Отсюда и главный принцип естественной морали - справедливость (т.н. "золотое правило": не делай другому того, чего не желаешь себе).
Естественное богопознание не могло в принципе (!) (поскольку это не только не следовало ни из каких естественных посылок, но и противоречило самой логике "здравого смысла") достичь понимания Бога как Триипостасного, как Любовь, - вторая Ипостась Которого реально, неслитно, неизменно, нераздельно и навечно восприняла в Себя человеческую природу; смирилась в ней ради спасения человека до Креста; исцелила в Себе Самой и воскресила человеческую природу (Христос Воскресе!), став "Первенцем из мертвых" и положив начало всеобщему Воскресению, заповедав эту жертвенную любовь (даже к врагам) в качестве непреложного и единственно щетинного закона человеческой жизни.
Все эти христианские догматы выходят за границы тех естественных представлений и философских выводов, к которым пришла человеческая мысль о Боге до Христа. Тем самым эти догматы свидетельствуют о их внеестественном, богооткровенном характере, подчеркивая в то же время глубокую недостаточность человеческого разума и необходимость самооткровения Бога[183].
К сожалению, в большинстве случаев эта истина о ненормальности и несовершенстве разума не принимается, и потому ищут истину не как Бога, дарующего спасение от абсурда греха и духовной смерти, но как некую интеллектуальную, логически оправданную абстракцию, которую можно положить в запасники памяти, не меняя своего внутреннего человека.
Это особенно ярко проявляется у тех религиозных искателей, философов и мыслителей, которые, даже найдя, по их уверению, Истину во Христе, уходят тем не менее в дебри философии (называемой нередко и богословием)[184]. Внутренняя причина такого уклонения состоит в том, что Божественная Истина требует отречения от своего "ветхого человека", истина же абстрактная предоставляет ему полную "свободу" "открытия" тайн духовного мира, оставляя все страсти (особенно тщеславие и гордость) в покое.
Подобное увлечение "философией и пустым обольщением по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу" (Кол. II, 8) особенно распространенная болезнь достаточно образованной, но духовно обессиленной части духовенства, богословов, интеллигенции. Очень немногие из богоискателей серьезно интересуются опытом истинных философов, величайших любителей Мудрости - святых отцов, и становятся на путь их жизни. Большинство идет пространным, легким путем (Мф. 7, 13) религиозно-философских игр, проигрывая таким образом свою жизнь, прельщаясь и прельщая других.
Неоценимую помощь в оценке многоразличных идей, рождающихся на пути естественного богоискания, могут оказать творения православных отцов Церкви, существо учения и опыт которых особенно доступно, глубоко и точно изложил для современного человека в своих творениях и письмах святитель Игнатий Брянчанинов.
URL: http://apologia.hop.ru
E-mail: apologia@hop.ru