42 А теперь стоит вернуться к последовательности повествования, чтобы и нам встретить братскую помощь, когда приблизится срок битвы с египтянами. Вспомним, что в самом начале добродетельной жизни Моисею пришлось и повоевать, и поучаствовать в междоусобице, когда, в одном случае, египтянин угнетал еврея, а в другом — еврей восстал на соплеменника.

    43. Но теперь, когда Моисей в результате продолжительных упражнений, а также после явления ему на горе Света поднялся на более высокую ступень развития своей души, все происходит в дружбе и мире: его брат по указанию от Бога устремился ему навстречу (Исх. 4:27). Для наших целей будет небесполезно рассмотреть описанное здесь в переносном смысле.
    44. Для тех, кто упражняется в добродетели. Богом действительно дан человеческой природе союзник, который появился прежде нас, еще при сотворении мира, но нам он открывается и познается нами только тогда, когда мы со всем вниманием и старанием достаточно приучили себя к возвышенной жизни и готовимся к схватке с весьма сильными противниками.

    45. Но, чтобы не объяснять загадку загадкой, изложу свое рассуждение об этих вещах подробнее. Есть высказывание, основанное на достоверном отеческом предании. Оно гласит, что при грехопадении человека Бог не отнесся к нашему безрассудному падению с презрением, но приставил в помощники к каждому человеку обладающего бестелесной природой ангела[15]. С другой стороны, растлитель нашей природы тоже постарался повредить каждой человеческой жизни с помощью лукавого демона.

    46. А человек находится между этими двумя противниками, имеющими столь различные цели, и в его власти придать сил одному из них. Благой ангел приводит доводы, показывающие пользу добродетели, и те, кто в ней упражняется, с надеждой взирают на них. Его противник показывает материальные наслаждения: в них нет никакой надежды на благо, но они уже присутствуют здесь, доступные и видимые, и поэтому порабощают чувства безрассудных людей.

    47. И если человек отстранится от дурных прельщений и осознанно обратится к лучшему, повернувшись, условно говоря, ко злу спиной и обратив свою душу, словно зеркало, к надежде на будущие блага, и на чистоте его души запечатлеются ниспосланные свыше образы и проявления добродетели, — тогда ему навстречу выйдет братская помощь, которая и останется с ним. Братом для человека по способностям души к рассуждению и мышлению может быть фигурально назван ангел, который, как уже было сказано, появляется и становится рядом с нами, когда мы приближаемся к фараону.

    48. Но пусть никто не думает, что между повествованием и подобной мысленной интерпретацией существует неразрывная связь; и если в повествовании обнаружится что-то, не согласующееся с нашим пониманием, пусть оно не будет отвергнуто целиком. Всегда следует помнить о цели этого труда, на которую мы постоянно взираем в ходе нашего изложения и которую сообщили в предисловии: предложить жизнь знаменитых людей в качестве примера добродетели.

    49. Но те, кто им подражают сегодня, никак не могут в точности повторить события их жизни. Где, скажем, найти ещё народ, чья численность возросла бы после переселения в Египет? Или поработившего этот народ тирана, который препятствовал бы рождению младенцев мужского пола, а более изнеженному и слабому женскому полу позволял бы умножаться? Так и со всеми прочими подробностями повествования. И поскольку мы увидели, что невозможно подражать чудесным поступкам блаженных людей, то нам стоит перенести содержащиеся в повествовании подробности в область нравственного учения. Таким образом, те, кто старается ради добродетели, найдут содействие в добродетельной жизни.

    50. Если же что-то из изложенного в повествовании выпадает из цепочки возвышенных рассуждений и вынужденно пропускается, то мы можем оставить эту деталь как бесполезную и непригодную для нашей цели, чтобы не разрушилось толкование о добродетели.

    51. Я говорю это, имея в виду сказанное об Аароне, чтобы заранее устранить возможное противоречие. Ведь можно сказать, что ангел родственен человеческой душе по своей разумной и бестелесной природе, что он возник прежде нашего сотворения и что он становится рядом с теми, кто вступил в схватку с противником, — а к Аарону это не подходит. Да и не подобает видеть ангела в Аароне, который позднее предводительствовал израильтянами в идолослужении (Исх. 32:2-5).

    52. На это я, забегая вперед, повторю то, что уже говорил: пусть чуждая нашей цели деталь не нарушает согласия всех остальных. Кроме того, оба слова — "брат" и "ангел" — равно употребляются в противоположных смыслах.

    53. Ангелом называется посланник не только Бога, но и сатаны (2 Кор. 12:7), а братом мы называем не только хорошего, но и дурного человека. О хороших Писание говорит: "Братья пригодятся во время скорби" (Сир. 40:24). А о братьях другого рода: "Всякий брат ставит преткновение другому" (Иер. 9:4).

    54. Пока отложим рассуждение об этих вещах, чтобы в свое время рассмотреть их тщательнее, и обратимся к дальнейшему повествованию. Моисей, приобретя силу при явлении Света и найдя в своем брате помощника и соратника, смело обратил к народу слова о свободе, напомнил о благородном происхождении их отцов и дедов и указал путь избавления от мучительной работы с глиной и кирпичами.

    55. Чему же учит нас это повествование? Что не должно дерзать говорить с народом, если наша речь соответствующим воспитанием не подготовлена к выступлению перед толпой. Ты видишь, что Моисей еще в молодости, до того, как достиг таких высот добродетели, не смог убедить двух ссорящихся людей последовать его совету, но теперь он обращается с подобной речью к десяткам тысяч людей. Повествование почти криком кричит, чтобы ты не дерзал поучать слушателей советами, пока в ходе длительной и тщательной подготовки у тебя не выработается к этому способность.

    56. Но когда были произнесены эти благие слова, в которых Моисей напомнил о свободе и укрепил стремление к ней в душах своих слушателей, враг изощрился увеличить страдания тех, кто прислушался к речи Моисея (Исх. 5:6-9). И это тоже находит аналогию в современных событиях. Многие из тех, кто принял призыв к освобождению от тирании и склонился к проповеди, и поныне испытывают натиски искушений от противника.

    57. Кто испытан и крепок в вере, устоит и закалится, отражая натиск притеснителей, но некоторые из немощных опустят перед бедствиями руки и открыто заявят, что им было бы лучше остаться глухими к проповеди об освобождении, чем переносить все это из-за нее.

    58. Так и случилось тогда: по своему малодушию израильтяне обвинили в своих бедах как раз тех, кто возвестил им путь избавления от рабства (Исх. 5:20-21). Но разум (Логос)[16] не меньше прежнего влечет нас к прекрасному, даже если человек с младенческим и незрелым умом по-детски оробеет перед непривычными искушениями.

    59. Вредоносный и губительный демон озабочен именно тем, чтобы покорные ему люди не взирали на небо, а пригибались к земле и лепили бы в себе самих кирпичи из глины. Ведь каждому ясно, что всё относящееся к материальным наслаждениям, неизбежно происходит от земли и воды, будь то забота о желудке и развлечениях или то, что относится к богатству.

    60. Смесь земли и воды правомерно называется глиной. Кто наполняет ею себя, то есть стремится к подобным глине удовольствиям, никак не может сохранить отведенное удовольствиям вместилище полным: едва наполнившись, оно тотчас опустошается для новой порции. Так и изготовители кирпичей снова и снова наполняют глиной опустошенную форму. Полагаю, здесь нетрудно увидеть образ души, склонной к вожделениям.

    61. Только она удовлетворит занимающее ее вожделение, как новое желание склоняет её к чему-то другому, и снова она чувствует себя опустошенной. Если и здесь она добьется исполнения желания, то по отношению к чему-то еще останется опустошенной и жаждущей. И это происходит в нас без конца, пока мы не отойдем от материальной жизни.

    62. А что до соломы и мякины, которые подмешиваются в кирпичи теми, кто покорен указаниям тирана (Исх. 5:11-13), то и Божественное Евангелие (Мф. 3:12), и высокий глас апостола {1 Кор. 3:12-13) разъясняют, что и солома, и мякина должны восприниматься как материал для огня.

    63. Когда человек, преуспевший в добродетели, хочет привлечь людей, порабощенных обманом, к жизни, исполненной мудрости и свободы, тогда тот, кто, по слову апостола (Ефес. 4:14, 6:16), знает различные способы вредить нашим душам, противопоставляет Божественному закону ложные ухищрения. Здесь я имею в виду египетских змеев, то есть разнообразные злодеяния лжи, которые были уничтожены посохом Моисея [Исх. 7:12). О значении посоха мы уже рассуждали достаточно.

    64. И теперь тот, кто приобрел непобедимый жезл добродетели, уничтожающий созданные ухищрениями жезлы, последовательно переходит к еще большим чудесам. Чудеса творятся не ради того, чтобы потрясти всех присутствующих — цель состоит в пользе спасаемых. Одни и те же чудеса добродетели приводят к уничтожению противника и к укреплению единоплеменников.

    65. Прежде всего, задумаемся над общим духовным истолкованием чудес, происходивших поочередно, и тогда мы сможем применить наше толкование к каждому из них. Учение истины воспринимается по-разному в зависимости от расположения слышащих его. Хотя всем одинаково говорится, что есть добро и что есть зло, но разум того, кто расположен к восприятию сказанного, просвещается, а кто настроен на обратное и не стремится обратить взоры своей души к лучам истины, тот остается во мраке неведения. Если наше понимание этих вещей в целом не ложно, то не будет расхождения и в отдельных эпизодах, поскольку истолкование каждой части будет согласовано с целым.

    66. Итак, нет ничего удивительного в том, что евреи, находясь посреди иноплеменников, не были затронуты происходившими бедствиями. Да и сейчас мы можем видеть нечто подобное. В многолюдных городах, где люди разделились на противоположные вероисповедания, для одних источник веры, который они находят в Божественных учениях, чист и пригоден для питья, тогда как для других, уподобившихся в своих извращенных домыслах египтянам, эта вода становится ядовитой кровью.

    67. Нередко изобретательный обман стремится превратить с помощью мерзкой лжи в кровь и ту воду, которую пьют евреи (Исх. 7:22), — то есть показать нам наше учение не таким, каково оно на самом деле. Но невозможно сделать воду вовсе непригодной, хотя изощренный обман и окрашивает ее в багровый цвет. И евреи пьют настоящую воду, не обращая внимания на ложный ее облик, хотя внешне она и изменилась.

    68. То же было и с жабами — животными безобразными и шумными, которые ведут двойственную жизнь земноводных[17] и прыгают у самой земли, необычными не только на вид, но и по исходящему от их кожи зловонию — они вползали и в дома, и в спальни, и в кладовые к египтянам, но никак не затрагивали при этом жизнь евреев (Исх. 8:3-4).

    69. Эти жабы, несомненно, обозначают гибельные порождения зла, возникающие, словно в болоте, в нечистых человеческих сердцах. И они, эти жабы, заселяют дома тех, кто по собственному выбору живет подобно египтянам. Жабы появляются у них на столах, не оставляют в покое их постели, проникают в кладовые с запасами.

    7О. Иногда можно видеть человека, ведущего нечистую и невоздержанную жизнь, зародившуюся в настоящей болотной грязи и доведенную подражанием бессловесным тварям до такого состояния, когда уже непонятно, какое существо перед тобой: по природе человек, но уже отчасти превратившийся в скотину: до такой степени он являет собой образ "земноводной" и двоякой жизни. У такого человека найдешь и признаки того самого бедствия, причем не только на кровати, но и на столе, и в кладовке, да и вообще по всему жилищу.

    71. Подобный человек проявляет такую развращенность, что всякий легко распознает по общему устройству домашнего хозяйства образ жизни хозяина — невоздержан он или чист. У одного на стенной побелке видны искусные изображения, разжигающие чувственные удовольствия, природа которых подобна болезни. От разглядывания непристойных изображений страсть проникает и в душу, но у благоразумного человека в доме предприняты все меры предосторожности и предусмотрительности, чтобы оградить взор от зрелищ, разжигающих страсти.

    72. Подобным образом и трапезу у благоразумного человека мы обнаружим чистую, а у того, кто затянут в болото разврата, она будет, как у жабы, слишком плотской. А если заглянуть в кладовые, то есть в неизреченные тайники человеческой жизни, то тем более у невоздержанных найдешь там кучу жаб.

    73. И если повествование сообщает, что все это сделал с египтянами жезл добродетели, то не будем удивляться сказанному. Ведь повествование также сообщает, что Бог "ожесточил сердце фараона" (Исх. 9:12). Так как же можно его осуждать, если его ожесточение и сопротивление были вызваны необходимостью свыше? И Божественный апостол говорит нечто подобное: "И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог" нечестивым страстям" (Рим. 1:28) — здесь он говорит о мужеложниках и о тех, кто предался непристойным и неописуемым способам разврата.

    74. Но если в Священном Писании говорится именно так, и если Бог действительно предает нечестивой страсти того, кто ей привержен, то не по Божией воле ожесточился фараон и не добродетелью придумана жабоподобная жизнь. Если бы это было угодно Божественной природе, то никакой человеческий выбор не имел бы значения, так как в жизни не осталось бы различия между добродетелью и пороком. Всякий по-своему проводил бы жизнь: одни укреплялись бы в добродетели, а другие впадали бы в порок. Никто не мог бы тогда осмысленно связать различия этих двух образов жизни — выбор между которыми предстоит каждому — с вышними причинами, относящимися к Божественной воле.

    75. А кто именно передается нечестивой страсти, мы ясно узнаем от апостола: "кто не заботился Бога иметь в разуме" (Рим. 1:28). Бог не передает такого человека в отместку за то, что не хотел познать Его. Отказ от Богопознания сам по себе становится для человека причиной погружения в страстную и нечестивую жизнь.

    76. Так, если кто-то скажет, что незрячий упал в яму потому, что не видел солнца, то мы не станем думать, будто светило, прогневавшись на того, кто не хотел его видеть, столкнуло его в яму. Мы найдем более разумное объяснение: непричастность свету, которого он не видел, и стала для него причиной падения в яму. Точно так же можно прояснить и слова апостола о том, что Бог не познающих Его предает нечестивым страстям; и понять, как ожесточил Он египетского тирана. Дело не в том, что противодействие было вложено в душу фараона по Божественной воле, но в том, что он по собственному выбору вследствие склонности к пороку не принял доводов, смягчающих это противодействие.

    77. Так и жезл добродетели, действуя в Египте, оставлял жизнь евреев свободной от жаб, а жизнь египтян наполнял этим бедствием.

    78. Но вышло так, что когда Моисей простер свои руки и над египтянами, жабы исчезли (Исх. 8:12)[18]. И сегодня можно видеть, как происходит то же самое. Те, кто понимает значение простертых рук законодателя (а ты, конечно, уразумеешь значение этого символа, и в законодателе увидишь Истинного Законодателя, а в простирании рук — Того, Кто простер их на Кресте) — они, хотя бы и жили прежде некоторое время в соответствии с нечистыми и жабоподобными помышлениями, но, если посмотрят на Простершего ради нас Свои руки, отстранятся от зловредного единения с ними, оставив страсть умерщвленной и уже провонявшей (ср.: Исх. 8:14).

    79. Действительно, для тех, кто удалился от этой болезни и убил в себе жабьи поползновения, сама память о прежней жизни покажется бессмысленной и зловонной, вызывающей в - душе стыдливое отвращение. Апостол говорит тем, кто, покинув порок, переходит к добродетели: "Какой же плод вы имели тогда? Дела, каких ныне сами стыдитесь..." (Рим. 6:21).

    80. Точно так же ты поймешь, каким образом воздух, по мановению жезла, для египетских глаз превращался в черноту, а для еврейских — сиял солнечным светом (Исх. 10:22-23). Здесь еще раз подтверждается предложенное нами истолкование: не по принуждению свыше получается так, что один человек оказывается во мраке, а другой — на свету; но мы, люди, по природе и собственному выбору имеем в самих себе источник света или тьмы, в зависимости от того, к чему захотим прийти.

    81. И в повествовании не говорится, что солнечные лучи были затенены и скрыты от глаз египтян какой-то стеной или горой. Солнце испускало лучи для всех в равной степени, но евреи наслаждались светом, а египтяне оставались нечувствительными к его благодати. Точно так же всем открыта возможность жизни в свете, но одни люди блуждают во тьме, гонимые своими дурными склонностями во мрак порока, а другие просвещаются светом добродетели.

    82. Из того, что после трехдневного страдания во тьме к египтянам вернулось восприятие света, можно сделать вывод об ожидаемом восстановлении (апокатастасисе) в Царствии Небесном тех, кто был осужден в геенне^[19]. Ибо "осязаемая тьма", о которой говорит повествование (Исх. 10:21), и по названию, и по сути имеет немалое сходство с тьмой внешней (Мф. 8:12). Обе рассеялись, когда Моисей, как было объяснено выше, простер руки над находящимися во тьме.

    83. Точно так же может быть истолкована и печная зола, ставшая для египтян причиной мучительных нарывов (Исх. 9:8). Печь обозначает наказание огнем в геенне, грозящее лишь тем, кто живет по-египетски.

    84. Но кто воистину является израильтянином и сыном Авраама, кто обращается к нему в своей жизни, чтобы показать, что по собственному выбору принадлежит к избранному роду, — того не коснется огненная мука. Но и для прочих, в соответствии с вышеприведенным истолкованием, простертые руки Моисея смогут стать исцелением от мучений и прекращением наказания.

    85. А что касается всего остального: мошек, которые терзали египтян невидимыми укусами (Исх. 8:16-17); песьих мух, болезненными укусами впивавшихся в тела египтян (Исх. 8:21); саранчи, губившей урожай (Исх. 10:14-15); небесных вихрей, обрушивавших подобный камням град (Исх. 9:23), — всякий без труда согласует истолкование одного эпизода с другими, следуя нити предшествующего истолкования.

    86. Как уже было сказано, причиной всего этого был свободный выбор египтян, а за их выбором по достоинству последовал и неподкупный Божий суд. Не будем делать вывод, придерживаясь дословного смысла повествования, что бедствия приходят к тем, кто их заслуживает, от Бога, — каждый сам оказывается творцом своих несчастий, по собственному выбору устраивая и приготовляя свои страдания. Как говорит об этом апостол: "по упорству твоему и нераскаянному сердцу ты сам собираешь гнев на день гнева и откровения праведного суда от Бога, Который воздаст каждому по делам его" (Рим. 2:5-6).

    87. Например, от невоздержанного образа жизни во внутренностях скапливается губительный желчеобразный сок^[20], и врач, искусственно вызывающий рвоту, чтобы вывести его из организма, вовсе не является причиной скопления этой болезнетворной жидкости в теле: его вызвала неумеренность в пище, а врачебное искусство только сделало его явным. Точно так же, когда говорится, что к сделавшим превратный выбор приходит от Бога мучительное воздаяние, то самым разумным будет понимание, что эти страдания находят свое начало и свою причину в нас самих.

    88. А для проживших безгрешно нет ни тьмы, ни червя, ни геенны, ни огня — ничего из этих устрашающих названий и явлений, как, по слову Писания, не коснулись евреев египетские казни. И если в одном и том же месте одного человека постигает зло, а другого — нет, в зависимости от свободного выбора каждого из них, то становится ясно, что никакое зло не приходит к нам без нашего собственного выбора.

    89. Однако продолжим наше повествование. Как мы поняли из предшествующего истолкования, когда Моисей (а ныне — тот, кто по его примеру возрастает в добродетели) уже достаточно укрепи, свою душу после длительного упражнения в горней возвышенной жизни и бывшего ему свыше явления света, то он счел бы для себя потерей если бы не смог привести к свободной жизни своих единоплеменников.

    90. Когда он пришел к ним, то, показав худшие несчастье вдохнул в них еще большую тоску по свободе. Собираясь избавить единоплеменников от зла, он наслал смерть на каждого египетского первенца (Исх. 12:29), установив тем самым и для нас правило, что должно уничтожить всякое первое проявление зла, - а иначе никак невозможно избавиться от египетского образа жизни.

    91. И мне кажется, что не стоит оставлять это его решение без комментария. Если останавливаться только на дословной смысле, то как же придать изложенным событиям Божественное истолкование? Беззаконничает египтянин, а наказывается вместе него новорожденный младенец, который в столь раннем возрасте еще не различает добра и зла. Его жизнь непричастна дурным страстям, потому что младенчество не может вместить страсти. Он смотрит только на кормящую грудь, огорчение может выразить только плачем, а если получает то, к чему стремится его природа, — выражает удовольствие улыбкой. И если он расплачивается за отцовский порок, то где же тут справедливость? Где благочестие? Где непорочность? И как быть со словами Иезекииля: "Душа согрешающая, она умрет; сын не понесет вины отца" {Иез. 18:20)? Как может повествование вступать в противоречие со здравым смыслом?

    92. Уместнее будет обратиться к духовному истолкованию и рассматривать эти события как некий прообраз: законодатель, говоря о них, хотел преподнести нам урок. А урок состоит в том, что, вступая ради добродетели в битву с одним из пороков, следует полностью уничтожить первое проявление этого порока.

    93. Вместе с исчезновением первого побуждения пропадает и все, что за ним следует. Так учит нас в Евангелии и Господь, почти что дословно призывая нас уничтожать первые порождения египетских пороков, когда велит нам избавиться от похоти и гнева, чтобы не впасть ни в скверну прелюбодеяния, ни в грех убийства (Мф. 5:22-24). Ни то, ни другое не произойдет само по себе, если к убийству не подтолкнет человека гнев, а к прелюбодеянию — похоть.

    94. Но если прародитель (всякого зла прежде прелюбодеяния порождает похоть, а прежде убийства — гнев, то всякий, кто уничтожит первенца, окончательно избавится и от последующих порождений. Так, раздробив змее голову, человек умерщвляет и всё тянущееся за головой тело.

    95. Но этого не произошло бы, если бы не пролилась прежде у входа в наши дома кровь, которая отвращает от них губителя (Исх. 12:23). И если нужно точнее объяснить выраженную в словах мысль, то повествование заставляет задуматься над двумя вещами: как погибли первенцы и как кровь смогла обезопасить вход в дома. В первом случае уничтожается начальное движение зла, а во втором — первое вхождение в нас зла отвращается кровью истинного Агнца. Дело не в том, что мы стараемся изгнать губителя, когда он уже проник внутрь, а в том, что с помощью закона мы выстраиваем преграду, чтобы он к нам не вторгся. Безопасная преграда означается дверной перекладиной и косяками, помазанными кровью агнца (Исх. 12:21-22).

    96. Здесь повествование образно говорит о природе нашей души, как ее представляет себе и языческая наука, разделяющая душу на три части: разумную, желающую и чувственную[21]. При этом, как говорит повествование, желание и чувственность занимают по отношению к разуму подчиненное положение и словно подпирают его с двух сторон; а интеллект, сочетаясь с этими двумя частями, управляет и вместе с тем поддерживается ими. Чувственность оттачивает разум, чтобы придать ему мужества; а желание возносит его, приобщая к благу.

    97. Пока душа пребывает в подобном безопасном состоянии, скрепляемая, словно гвоздями, помышлениями о добродетели, все ее части действуют согласно, на благо друг другу: разум придает безопасность подчиненным частям, а взамен получает от них не меньшую поддержку.

    98. Если же порядок станет обратным и верхняя часть сделается нижней, так что разум падет на землю, а его место займут желающая и чувственная части души, то губитель сможет проникнуть внутрь, так как при входе не встретит никакого противодействия от крови, — то есть людям, настроенным таким образом, не сопутствует вера во Христа.

    99. Ведь кровью повелевается помазать сперва верхнюю перекладину (Исх. 12:22) и лишь затем прикоснуться к каждому косяку. Но как же можно сначала помазать сверху, если сверху ничего нет?

    1OO. Пусть тебя не удивляет, что оба события — гибель первенцев и пролитие крови — не относятся в равной мере к израильтянам, и не отвергай на этом основании предложенное истолкование об уничтожении порока, будто оно не соответствует истине. Ибо разница в названиях — израильтяне, египтяне — понимается нами как разница между добродетелью и пороком. Если под израильтянином понимать добродетельный образ жизни, то и уничтожать надо будет не первые порождения добродетели, а те проявления, которые полезнее искоренять, чем взращивать.

    1O1. Итак, Бог последовательно учит нас. что следует уничтожать самые первые порождения египетского рода, чтобы с гибелью начатков зла исчезло и само зло. И повествование подтверждает такое истолкование. Пролитие крови защищает порождения израильтян, чтобы благое смогло достичь зрелости; но то, что в зрелости стало бы частью египетского народа, было уничтожено прежде, чем окончательно созрело во зле.

    102. Последующее повествование логично согласуется с предложенным нами возвышенным истолкованием. Стать нашей пищей предписано той плоти, из которой излилась кровь, помазание которой отгоняет от дверей губителя египетских первенцев.

    103. А те, кому предлагается эта пища, должны принять вид напряженной готовности, а не чувственной расслабленности, как обычно можно видеть на пиру: руки свободны, складки гиматия[22] распущены и с ног снята дорожная обувь^[23]. Все должно быть наоборот: ноги обуты в сандалии, хитон^[24] опоясан перевязью, стягивающей чресла, а в руках — посох для защиты от собак (Исх. 12:11).

    104. Людям, принявшим такой вид, предлагается пища безо всяких кулинарных изысков, приготовленная на любом огне, какой только окажется под рукой, и пирующие жадно поедают ее со всяческой поспешностью, пока полностью не уничтожат тело животного. Они поглощают все, что есть съедобного на костях, но не касаются того, что внутри них, поскольку ломать кости животного запрещено. Все, что останется после еды, уничтожается огнем (Исх. 12:10).

    105. Из всего этого становится ясно, что Писание намекает нам на возвышенное истолкование, а вовсе не разъясняет правила приема пищи — ведь для этого достаточно законодательства самой природы, вложившей в нас аппетит к еде. Здесь имеется в виду что-то иное. Что именно из всех перечисленных подробностей о том, как приступать к еде, может служить добродетели или пороку: есть ли препоясавшись или без пояса; с босыми ногами или обутым; держать посох в руках или отставить его в сторону?

    106. Но символическое значение такого внешнего вида людей, собравшихся в дорогу, вполне понятно. Нам предписывается воспринимать свою нынешнюю жизнь как странствие на пути к будущей жизни. Уже в момент рождения естественная необходимость подталкивает нас к исходу, и поэтому мы должны приготовить и руки, и ноги, словом, всё, что необходимо для безопасного путешествия.

    107. Чтобы на этой жизненной дороге колючки (то есть грехи) не повредили босым и незащищенным ступням, мы должны подвязать к ним прочную обувь — то есть воздержанный и суровый образ жизни, сокрушающий и дробящий острия колючек и препятствующий злу проникнуть внутрь незаметной занозой.

    108. Хитон, облегающий ноги и спадающий до самой земли, стал бы помехой тому, кто хочет идти Божиим путем. Следовательно, под хитоном надо понимать обилие наслаждений, к которым стремятся люди в этой жизни. Здравый разум сокращает их до минимума, становясь для путешественника как бы поясом^[25]. А что пояс означает целомудрие, становится понятно по тому, на какое место он налагается. Что же до посоха для защиты от зверей, то это слово надежды, на которое опирается душа в минуту усталости и которым мы отгоняем всех, кто нам угрожает.

    109. Пища для нас готовится на огне, и огнем я назову горячую и пламенную веру, которую мы незамедлительно принимаем и вкушаем от нее все, что окажется готовым и доступным для вкушающего; а смысл, скрытый за трудными размышлениями, до которого тяжело добраться, мы оставляем, не прилагая к нему никаких усилий и не любопытствуя, и предаем такую пишу огню.

    11O. Чтобы разъяснить все эти символы, скажу, что тем Божественным повелениям, которые понять легко, должно следовать не с леностью и по принуждению, но так, как голодный с аппетитом принимается за предложенную еду, чтобы она подкрепила его здоровье. Но рассуждения о предметах, скрытых от нас, — например, вопросы о том, какова сущность Бога; или что было до сотворения мира; или что лежит за пределами видимых явлений; или какова причина всего происходящего; и все прочее, что занимает умы любопытных, — должно оставить в ведении одного только Духа Святого, "проницающего в глубины Божий", как говорит апостол (1 Кор. 2:10).

    111. Ведь всякий, кто хорошо знаком с Писанием, вряд ли остается в неведении, что Дух часто упоминается там под именем огня. Такому пониманию соответствует и изречение из книги Премудрости: "Чрез меру трудного для тебя не ищи. ...ибо не нужно тебе, что сокрыто" (Сир. 3:21-22).

    112. Так Моисей выводит народ из Египта. И всякий, кто идет по стопам Моисея, таким же образом освобождает от египетской тирании всех, кто его послушается. Полагаю, что тем, кто следует за вождем к добродетели, не стоит отказываться от египетского богатства и лишаться сокровищ иноплеменников. Они должны получить будто бы в долг все, чем владел прежде противник, как это и повелел сделать народу Моисей (Исх. 12:35-36).

    113. Пусть никто не принимает поверхностного истолкования, будто бы законодатель приказывает грабить состоятельных людей и учит несправедливости. Мнение, что таковы предписания законодателя, не соответствует действительности, если посмотреть на его последующие законы, в которых от первого до последнего слова запрещается несправедливость по отношению к ближнему, — хотя и может показаться разумным объяснение, что с помощью этой уловки израильтяне получили с египтян плату за труды[26].

    114. Но и такое толкование никак не избавляет повеление Моисея от обвинения во лжи и обмане. Ведь когда один человек взял у другого вещь в долг и не вернул, то, если эта вещь ему не принадлежит, он совершил кражу; но если даже он завладел тем, что ему причитается, то заслужил имя лжеца, поскольку обманул надежду владельца на дальнейшее пользование этой вещью.

    115. Итак, возвышенное понимание здесь подходит больше приземленного. Тем, кто переходит к свободной и добродетельной жизни, таким образом предписывается запастись богатствами языческой образованности, которой украшаются чуждые вере люди. Нравственную и естественную философию^[27], геометрию и астрономию, науку логики и всё, чем занимаются люди вне Церкви, наставник в добродетели повелевает перенять будто бы в долг у тех, кто обогатился всем этим в Египте. Они пригодятся позже, когда понадобится украсить храм Божиего таинства словесным убранством/

    116. Те, кто приобрел это богатство, приносят его Моисею, когда он начинает работу над скинией свидетельства (Исх. 35:21-29). Каждый делает свой вклад в устроение святилища — то же самое мы можем видеть и сегодня. Многие приносят Божией Церкви, словно дар, полученное ими языческое образование, как, например, Василий Великий, который сумел за годы юности стяжать египетское богатство, а затем принес его Богу и украсил им Церковь — истинную скинию.

    117. Однако вернемся к тому месту, на котором мы остановились. Когда люди уже обратили свой взор к добродетели, стали следовать в своей жизни Законодателю и покинули подвластные Египту пределы, на них начинают нападать искушения, удручая их и повергая в страх перед смертельной опасностью. Еще не окрепшая в вере душа страшится и теряет всякую надежду на лучшее. Но если рядом оказывается Моисей или человек, как и он, предстоящий народу, то страху он противопоставит совет и надеждой на Божию помощь ободрит унывающую душу (Исх. 14:13-14).

    118. Этого не могло бы произойти, если бы сердце предстоятеля (Моисея) не говорило с Богом. Многих, поставленных на такое же предстояние, заботит лишь благополучное устройство видимого положения вещей, а о вещах скрытых, которые видны одному Богу, они думают мало. Но не так было с Моисеем: призывая израильтян к мужеству, он в то же время обратил к Богу совершенно незаметную внешне речь — и Сам Бог свидетельствовал, что это был вопль (Исх. 14:15). Полагаю, повествование тем самым учит нас, что сладкозвучная и доходящая до Бога речь — это не крик, производимый с особым усилием, а мысленное обращение к Нему с чистой совестью.

    119. Человеку, находящемуся в таких обстоятельствах, брат уже мало чем может помочь в великих битвах — я имею в виду того брата, который встретил идущего по Божией воле в Египет Моисея и под которым подразумевается Ангел. И тогда происходит явление трансцендентной Природы. Она является в той мере, в которой Ее может вместить наше восприятие. Из повествования мы узнали, что так было в то время, а истолкование учит нас, что так происходит всегда.

    120. Когда человека, бегущего от египтян и оказавшегося вне пределов Египта, устрашают нападающие искушения, то его Проводник указывает ему на нежданное спасение свыше; и когда противник со всей своей мощью окружает беглеца, то ему приходится прокладывать путь по морю.

    121. Туда ведет его облако (Исх. 13:21) — это слово, обозначающее проводника, было истолковано нашими предшественниками как благодать Святого Духа, ведущая достойных людей к благу. Тот, кто ей следует, проходит через воду, потому что проводник пролагает для него путь и обеспечивает его свободу, уничтожив в воде преследователя и поработителя. Всякий, кто слышит об этом, не может не разуметь тайну воды, в которую человек спускается с вражеским ополчением, а выходит один, оставив неприятельское войско потонувшим (Исх. 14:28-29).

    122. Кто же не знает, что египетское войско — те кони, колесницы с всадниками, лучники, пращники, гоплиты[26] и остальная масса вражеского боевого строя — это различные страсти души, порабощающие человека (Исх. 14:9)? Да и можно ли назвать что-нибудь превосходящее это войско в чувстве ярости или в стремлении к наслаждению, скорби или стяжательству? Злоречие — это камень, брошенный пращой, а острие копья, которым потрясает воин, — это чувство ярости. Стремление к наслаждению, надо думать, подобно коням, необузданным порывом увлекающим за собой колесницу.

    123. На ней ты без труда заметишь трех наездников, именуемых в повествовании военачальниками^[27] (Исх. 14:7, 15:4), — а ты, по символическому истолкованию дверных косяков и притолоки, уже знаешь о делении души на три части: разумную, вожделеющую и чувственную.

    124. И вот все эти и им подобные страсти вместе с зачинщиком нечестивого похода устремляются в воду за израильтянами. Но тогда по мановению жезла веры и светоносного облака вода становится животворящей для тех, кто ищет в ней прибежища, и губительной — для их преследователей.

    125. Здесь повествование учит, что перешедшие через воду не должны по выходе из нее брать с собой ничего из вражеского войска. Ведь если враг выберется оттуда вместе с израильтянином, то и после перехода через воду останется у него в рабстве: так как выпустил тирана живым и не потопил его в морской пучине. Если мы раскроем смысл этого образа, то поймем, что все, перешедшие таинственную воду крещения, должны утопить в ней злое воинство: жадность, невоздержание, похоть, помышление о грабеже, страсть тщеславия и высокомерия, яростные чувства, гнев, негодование, клевету, зависть и прочие подобные им, следующие обычно за нашей природой, — сами эти страсти, а также лукавые движения наших помышлений и их последствия.

    126. То же самое мы видим и в таинстве Пасхи (так называется жертвенное животное, кровь которого сберегает человека от смерти): закон повелевает есть с Пасхой пресный хлеб — то есть такой, к которому не может примешаться старая закваска^[28] (Исх. 13:6-7; 1 Кор. 5:7-8), и дает нам таким образом понять, что никакой остаток греха не должен примешиваться к новой жизни. Последующую жизнь нужно начать заново, обращаясь к добру и отсекая тем самым привычку следовать порокам. Так и здесь необходимо, чтобы мы, потопив в спасительном крещении всякого египтянина, то есть всякий вид греха, вышли из воды в одиночестве, не влача за собой по жизни ничего чуждого. Вот что мы видим в повествовании, говорящем, что в этой воде жизнь и смерть отличают врага от друга: враг погибает, друг — обретает жизнь.

    127. И подобным образом многие из принявших таинство крещения, по незнанию заповедей, данных в законе, примешивают к последующей жизни старую закваску греха и уже после перехода через воду ведут за собой своими делами живое египетское войско.

    128. Например, если кто-то обогатился путем хищения или обмана, или приобрел какой-нибудь земельный участок клятвопреступлением, или сожительствовал с женщиной в прелюбодеянии до принятия дара крещения, но и после омовения продолжает пользоваться тем, что получил неправедным путем, — неужели он думает, что может быть свободен от греховного рабства? Он будто не видит, что находится под игом лукавых господ!

    129. Господин же этот свиреп и неистов, как необузданная страсть, которая вожделениями, словно плетьми, истязает порабощенный ей разум. Другой такой господин — жадность. Он не дает никакого покоя своему рабу, и даже если тот будет много работать, повинуясь повелениям господина, и доставлять все, что угодно тому, то он все равно не перестанет требовать еще и еще. И если мы упомянем все остальное, к чему подталкивают человека пороки, то получим перечисление тиранов и господ. Если человек находится у них в порабощении, то даже после перехода через воду он не коснулся еще, по моему разумению, таинственной воды, действие которой — губить злых тиранов.

    130. Однако вернемся к повествованию. Тот, кто, по нашему истолкованию, перешел море и увидел в себе египтянина мертвым, уже не взирает единственно на Моисея, держащего жезл добродетели, но, как повествует текст Писания, полагается главным образом на Бога, повинуясь также и Его слуге Моисею (Исх. 14:31). Мы видим, что это происходит и сейчас среди тех, кто действительно перешел через воду. Они, как говорит апостол (Евр. 13:17), посвятив себя Богу, повинуются и покоряются тем, кто в священническом чине совершает Божественное служение.

    131. После перехода через море последовало трехдневное путешествие (Исх. 15:22), во время которого израильтяне расположились станом в одном месте. Однако найденная там вода поначалу оказалась горькой и непригодной для питья. Но положенное в воду дерево сделало ее приятной, так что стало возможным утолить жажду (Исх. 15:22).

    132. Повествование соответствует действительности: тому, кто оставил порабощавшие его до перехода через море египетские удовольствия, жизнь, лишенная этих радостей, кажется поначалу трудной и неприятной. Но если дерево брошено в воду, то есть если человек принял таинство Воскресения, которое началось с дерева (услышав о дереве ты, конечно, понял под ним Крест), тогда приятнее и желаннее всякой сласти, доставляющей чувственные удовольствия, становится добродетельная жизнь, услажденная чаянием будущих благ.

    133. Следующее пристанище на пути было пышно украшено пальмами и источниками и дало усталым путникам отдых. Там было двенадцать источников чистой и приятной воды и семьдесят огромных пальм (Исх. 15:27) с вознесенными ввысь кронами — за долгое время деревья выросли очень высокими. Итак, что же мы обнаруживаем здесь, следуя за ходом повествования? Мы находим, что тайна дерева, благодаря которому вода добродетели становится пригодной для питья и утоляет жажду, приводит нас к двенадцати источникам и семидесяти пальмам (Исх. 15:27), то есть к учению Евангелия.

    134. Источники — это двенадцать Апостолов, которых Господь избрал на это служение и сделал так, чтобы Его слово источалось через них. Такими словами один из пророков предвозвестил, что благодать будет изливаться от Апостолов: "В собраниях[29] благословите Бога Господа от источников Израиля" (Пс. 67:27). А семьдесят пальм — это, вероятно, апостолы, помимо двенадцати, поставленные по всей вселенной, поскольку их число совпадает с названным в повествовании числом пальм.

    135. Но я думаю, следует ускорить наше продвижение, предложив самым старательным читателям краткие соображения, чтобы облегчить понимание скрытого смысла остальных остановок израильтян. Эти остановки, — должно быть, добродетели, на которых следующий за облачным столпом разбивает лагерь и отдыхает по мере продвижения вперед. Итак, обойдя вниманием остановки, случившиеся в середине пути, я упомяну о чуде со скалой: крепкая и твердая по природе, она стала водой для жаждущих, и ее твердость словно растворилась, превратившись в текучую воду (Исх. 17:6).

    136. Нетрудно применить к этому рассказу духовное истолкование. Ибо тот, кто оставил в воде мертвого египтянина, познал сладость дерева и понежился в апостольских источниках, отдыхая под тенью пальм, способен отныне принять и Бога. Ибо скала, как говорит апостол, — это Христос (1 Кор. 10:4), недоступный и твердый для неверующих. Но если кто-то приносит жезл веры, то Он становится водой для жаждущих и входит внутрь принимающих Его. Как Он говорит: Я и Отец мой — "Мы придем к нему и обитель у него сотворим" (Ин. 14:23).

    137. Не стоит оставлять без внимания еще один рассказ. После перехода через море, после воды, которая стала приятной на вкус для идущих по пути добродетели, после роскошного отдыха у источников под пальмами, окончательно иссякают египетские запасы. И тогда у израильтян не остается никакой, взятой из Египта, чужеродной пищи. Вместо нее сверху является новая (Исх. 16:3-4), разная и вместе с тем однообразная. На вид она была однообразна, но по качеству она различалась в соответствии с желанием каждого (Прем. 16:21).

    138. Что же мы узнаем из этого? Мы понимаем, через сколько ступеней очищения должен пройти человек, чтобы очиститься от египетской, чужеродной еды, чтобы опустошить вместилище своей души от всякой пищи зла, приготовленной египтянами, и принять, таким образом, с чистой душой ниспосланную свыше пищу, которую взрастили не пахота и не посев, — принять готовым хлеб бессемейный и невозделанный, который нисходит сверху и обретается на земле.

    139. Ты, конечно, понимаешь, что эта истинная пища, этот хлеб, "сшедший с небес" (Ин. 6:51), о котором символически говорит повествование, не есть нечто бестелесное. Да и как бестелесное могло бы стать пищей для тела? А все, что не бестелесно, обязательно обладает телом. Тело этого хлеба породили не пахота и посев, — оказалось, что земля, оставаясь в прежнем своем состоянии, наполняется той Божественной пищей, которой причащаются все алчущие. Это чудо служит прообразом тайны девственного Рождения.

    140. Однако этот хлеб, родившийся не от возделывания земли, также есть и слово, изменяющее свою силу соразмерно возможностям вкушающих. Оно способно стать не только хлебом, но и молоком, и мясом, и овощами, и всем, что только подойдет и будет соответствовать принимающему его, как учит Божий Апостол Павел. Он предлагает нам именно такую трапезу, превращая свое слово для людей более совершенных в пищу твердую и мясную (Евр. 5:12-14), для немощных — в овощи (Рим. 14:2) и для младенцев — в молоко {1 Кор. 3:2).

    141. И все чудеса, связанные с этой пищей, о которых рассказывает повествование, суть наставления к добродетельной жизни. Повествование говорит, что все имели равное количество пищи, — и хотя сила собиравших его людей была неодинакова, но каждый собирал ровно столько, сколько ему было необходимо, не больше и не меньше (Исх. 16:18). Здесь, как мне кажется, скрыт совет, данный в широком смысле тем, кто находят смысл своей жизни в материальных вещах: не выходить за пределы своих естественных потребностей, но есть столько, сколько нужно на день, зная, что для всех существует одна и та же естественная мера ежедневного питания.

    142. К тому же, даже если будет заготовлено сверх необходимого, все равно желудок не может превзойти свои естественные размеры и растянуться соответственно ненасытному влечению к заготовленной пище. Но, как сообщает повествование, не было ни излишка у бравшего много (поскольку он не имел куда отложить излишек), ни недостатка у взявшего мало (поскольку его потребности уменьшались соразмерно найденному).

    143. А у тех, кто сохраняет излишек, ненасытность порождает червей (Исх. 16:20). Здесь Писание почти что криком кричит корыстолюбивым: все, что приобретено ими по их жадности сверх естественных потребностей, на следующий день, то есть в ожидаемой жизни, обернется для обладателя червем. Слышащий, конечно, понимает, что здесь имеется в виду порожденный этим корыстолюбием червь неумирающий (Мк. 9:48).

    144. Только в субботу отложенное про запас сохранялось и совершенно не подвергалось тлению (Исх. 16:24). Здесь мы видим другой совет: порой, когда собираемое не поддается тлению, следует давать волю корыстолюбивым наклонностям. Ведь это может нам пригодиться, когда, пройдя эту приготовительную жизнь, мы будем в покое после смерти. Ведь день перед субботой как раз и является, как видно из названия[30], приготовлением к субботе. Это приготовление, — должно быть, наша настоящая жизнь, в которой мы запасаемся тем, что ждет нас в грядущей жизни.

    145. Где не существует никаких дел из окружающих нас ныне: ни земледельческих, ни торговых, ни воинских — ничего другого из здешних занятий. Но, проводя время в совершенной непричастности этим делам, мы будем собирать плоды от семян, брошенных нами еще в нынешней жизни: нетленные, если семена нашего жития были добрыми, и тленные, подверженные гибели, если таковыми их взрастило поле нашей жизни. Ибо "сеющий в плоть свою, — говорит Писание, — от плоти пожнет тление, а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную" (Гал. 6:8).

    145. Но тогда оказывается, что закон дает название истинного Приготовления лишь приготовлению ко благу — и запасается при этом нетленное. А противоположное действие не является и не называется Приготовлением, ведь отсутствие добрых дел никак нельзя назвать настоящей готовностью, но скорее ее отсутствием. Поэтому повествование предписывает людям лишь приготовление того, что ведет к лучшему, оставляя рассудительным читателям возможность понять противоположное по умолчанию.

    147. И подобно тому, как во время воинского набора полководец сначала доставляет войску пропитание и лишь затем дает сигнал к сражению, так и воины добродетели, только получив таинственную пищу, начинают войну против иноплеменников, сражаясь под предводительством Иисуса, преемника Моисея (Исх. 17:9).

    148. Ты видишь, в какой последовательности движется повествование? Пока человек немощен и терпит обиды от злого тирана, он не защищается от врага самостоятельно, да и не может этого сделать. Но немощных защищает другой, нанося врагу непрерывные удары. Когда же он освободился от рабства угнетателей, познал сладость дерева, отдохнул в пристанище среди пальм, узнал тайну скалы и причастился небесной пищи, то он уже не чужой рукой защищается от врага. Как человек, вышедший из детского возраста и достигший цвета юности, он сам борется с противниками, общаясь отныне не с Моисеем, слугой Божиим (Исх. 14:31), но с Самим Богом, Которому служил Моисей. Ибо закон, данный как образ и тень грядущего (Евр. 8:5), уже неспособен вести истинные сражения, в которых командует теперь Исполнитель закона и Преемник Моисея, — и Имя Его предвозвещено в имени тогдашнего полководца (Иисуса).

    149. Если народ видел руки законодателя поднятыми, то одолевал врага в бою, а если опущенными — начинал ослабевать (Исх. 17:11). Поднятые руки Моисея означают возвышенное, духовное понимание Закона, а их склонение к земле — его примитивное, приземленное и буквальное толкование и соблюдение.

    150. Когда же руки Моисея тяжелеют, их поднимает священник, взяв в помощники кого-нибудь из своих домашних (Исх. 17:12). И это тоже не лишено духовного содержания. Ибо истинное священство через Слово Божие, с Которым оно соединилось, вновь возводит силы закона, упавшие на землю под тяжестью иудейского толкования, словно камнем подпирая основание падающего закона. И когда он вновь поднимается, то вид простертых рук указывает на его значение для всех, кто его видит.

    151. И действительно, те, кто способны видеть, повсюду в законе созерцают тайну Креста. Потому и говорится в Евангелии, что "ни одна йота и ни одна черта не прейдет из закона" (Мф. 5:18): сказанное обозначает горизонтальную и вертикальную черту, образующие собой крест. Его же можно видеть и в Моисее, который олицетворяет закон, становясь для взирающих на него памятником в честь победы и ее причиной.

    152. И вот Писание, продолжая восхождение, ведет наш: разум ко все более высоким вершинам добродетели. Тот, кто обрел в пище силу, явил ее в бою с врагами и победил противников, приближается теперь к невыразимому опыту Богопознания. Здесь повествование учит, сколь великие и многочисленные дела нужно совершить в жизни, чтобы отважиться когда-либо приступить к горе Богопознания, выдержать глас трубный, войти во мрак, где пребывает Бог, написать на скрижалях Божественные знаки и, если они будут разбиты из-за какого-нибудь прегрешения, вновь подать Богу рукотворные скрижали, чтобы перст Божий вновь начертал письмена, уничтоженные с первыми скрижалями.

    153. Лучше всего теперь, следуя порядку повествования, раскрыть его духовный смысл. Кто взирает на Моисея и на облако, которые указывают дорогу идущим по пути добродетели (Моисей здесь, должно быть, олицетворяет предписания закона, а облако — то, что предшествует закону), очистив свой разум, умертвив и отделив от себя все чужеродное при погружении в воду, тот отведывает воду Мерры, то есть жизнь, лишенную наслаждений. Вкусившему она кажется поначалу горькой и неприятной, а тому, кто принял Крестное древо, — доставляет удовольствие. Затем, когда он понежится среди красот евангельских пальм и источников, насладится живой водой (Ин. 4:11) из скалы, примет Небесный хлеб (Ин. 6:32), проявит мужество в борьбе с иноплеменниками и одержит победу с помощью простертых рук законодателя — прообраза тайны Креста, — тогда только он приближается к созерцанию трансцендентной природы.

    154. И к такому познанию его ведет чистота, при которой не только тело освящено кроплением, но и одежды омыты водой от всякой скверны (Исх. 19:10). Это означает, что тот, кто собирается приступить к созерцанию Сущего, должен полностью очиститься, чтобы быть незапятнанным и непричастным скверне душой и телом, смыв грязь с того и с другого. Нам необходимо чистыми явиться пред Тем, Кто зрит тайное, чтобы видимое благонравие соответствовало внутреннему расположению души.

    155. Поэтому перед восхождением на гору по Божественной заповеди и омываются одежды, что именно они символизируют внешнее благонравие жизни. Ведь вряд ли кто скажет, что материальное пятно на гиматии может стать препятствием на пути тех, кто восходит к Богу. Но я думаю, что одежда — удачное название для внешних занятий в этой жизни.

    156. Когда все это исполнено и стадо животных отогнано как можно дальше от горы, тогда человек начинает восхождение к возвышенным помыслам. Никакому животному не позволялось появляться на горе (Исх. 19:13). Это означает, по моему мнению, что в умозрительном созерцании необходимо превзойти то знание, которое возникает из чувственного восприятия. Ведь животным по их природе действительно свойственно управлять собой без разума, лишь с помощью чувств. Их направляет зрение, а порой они устремляются куда-то, движимые слухом. И все прочее, что порождается чувственным восприятием, очень важно для животных.

    157. Но Бога воспринимают не зрением и не слухом. Его нельзя постичь путем обычных размышлений. Ибо "глаз не видел того, не слышало ухо", и ничто подобное не приходило "на сердце человеку" (1 Кор. 2:9). Но тот, кто намеревается приступить к познанию возвышенного, должен сначала избавиться от всяких чувственных и безрассудных порывов. Когда же он очистит свой разум от всех представлений, основанных лишь на чувственном восприятии, удалится от привычной связи со своей сожительницей (Исх. 19:15), то есть с чувственностью, которая в определенном смысле сочетается и сожительствует с нашей природой, и когда освободится от нее, — тогда, наконец, он дерзает приступить к горе.

    158. Да, действительно, богословие — крутая и труднодоступная гора, и большинство людей с трудом достигает лишь ее подножия. Если же кто подобен Моисею, то может подняться и выше, слыша "звук трубный", который, как говорит текст Писания, по мере продвижения вперед "становился сильнее и сильнее" (Исх. 19:19). А труба, поражающая слух, — это проповедь о Божественной природе: громкая уже с самого начала, в дальнейшем она становится все громче и в конце концов звук ее проникает в уши со всей мощью.

    159. Закон и пророки вострубили о Божественной тайне и замысле воплощения Бога в человеке. Но первые звуки были слишком слабыми, чтобы достичь неверных ушей. Поэтому слабый слух иудеев не уловил этот трубный звук. По мере же продвижения вперед, как говорит Писание, он становился все сильнее. И последние звуки, дошедшие в евангельской проповеди, поражали слух. Так, Святой Дух через свои инструменты постепенно усиливает звуки, делая их все более отчетливыми. А эти инструменты, издающие звуки с помощью Духа, — должно быть, пророки и апостолы, о которых сказано в псалме: "По всей земле проходит звук их, и до пределов вселенной слова их" (Пс. 18:5).

    160. Большинство израильтян было не в состоянии вместить глас свыше (Исх. 1-9:23). Они обратились к Моисею с просьбой, чтобы он сам познал невыразимые тайны, а затем наставил народ в том учении, которое получил свыше. Так и в Церкви: не все стремятся сами узнать Божественные тайны и, избрав из своей среды того, кто способен вместить Божественное, благоразумно внимают ему и принимают на веру все, что ни услышат от посвященного в Божественные тайны.

    161. Ибо сказано: "Не все апостолы и не все пророки" (1 Кор. 12:29). Однако в наши дни во многих церквях это правило не соблюдают. Многие из еще нуждающихся в очищении от прежних дел, неомытых и с запятнанной житейской одеждой, опираясь лишь на свойственное животным чувственное восприятие, дерзают взойти на Божественную гору. Но, словно камнями, они побиваются собственными измышлениями, поскольку еретические воззрения — действительно своего рода камни, которые убивают самого изобретателя ложных учений.

    Итак, Моисей вошел во мрак и в нем увидел Бога (Исх. 20:21). Что же это означает? Конечно, может показаться, что это повествование как-то противоречит прежнему Богоявлению, поскольку Божество явилось тогда во свете, а теперь во мраке. Однако не будем думать, что здесь есть разногласие с последовательно изложенным выше духовным истолкованием. Тем самым Писание учит, что познание благочестивой жизни сначала подобно свету для тех, в ком оно укореняется. Поэтому то, что считается противоположным благочестию, есть тьма, и избавление из тьмы происходит через причастность к свету. И ум, продвигаясь все дальше, увеличивая и совершенствуя свое внимание, достигает рассуждения о познании сущего, и чем ближе он к его созерцанию, тем лучше видит, что Божественное естество незримо.

    163. Оставив все внешнее — не только то, что постигается путем чувственного восприятия, но и то, что разуму представляется понятным, — он все время проникает вглубь, пока рассудок не достигнет с немалым усилием незримого и непостижимого и не узрит там Бога. Ведь в этом-то и заключается истинное познание того, что он ищет, и истинное видение в невидении — ибо Тот, к Кому он стремится, превосходит всякое знание и окружен со всех сторон непостижимостью, как мраком. Поэтому и Иоанн, проникнув в светлый мрак, возвышенно говорит, что "Бога не видел никто никогда" (Ин. 1:18), определяя этим отрицанием, что не только для людей, но и для всякой разумной природы ведение Божественной Сущности недостижимо.

    164. Поэтому, когда Моисей возрос в познании, то засвидетельствовал, что видел Бога во мраке, то есть познал, что по Своей природе Божество выше всякого ведения и постижения. Ведь сказано: "Моисей вступил во мрак, где Бог" (Исх. 20:21). Какой Бог? Тот, Который "мрак сделал покровом Своим" (Пс. 17:12), как говорит Давид, посвященный в неизреченные тайны в таком же сокрытом святилище[31].

    165. Оказавшись в этом месте, Моисей получил словесное наставление в тех истинах, которым он уже прежде был научен мраком, полагаю, для того, чтобы свидетельство Божественного гласа подтвердило бы для нас это учение. Прежде всего. Божественное слово запрещает людям уподоблять Божество чему-либо из познаваемого (Исх. 20:4), поскольку всякое понятие о Божественной природе, порожденное в воображении нашего рассудка рассуждениями и предположениями, представляет не Бога, а лишь Его образ.

    166. А добродетель благочестия можно понимать двояко: по отношению к Божеству и к нравственному совершенствованию (ведь чистота жизни — неотъемлемая часть благочестия). Уже зная о Боге необходимое — то есть то, что невозможно, опираясь лишь на человеческое познание, составить о Нем какое-либо представление, — Моисей затем научился и другому виду добродетели: чем нужно заниматься для совершенства в добродетельной жизни.

    167. Затем он оказался в нерукотворной скинии. Кто может последовать за ним, прошедшим через все это и вознесшимся умом до таких высот? Проходя вершину за вершиной, все время в своем восхождении к вышнему Моисей возвышался над самим собой. Вначале он миновал подножие горы и отделился от всего, чему не хватало сил для восхождения. Затем, по мере продвижения наверх, он слышал трубные звуки. Потом он проник в невидимое святилище Богопознания. Но и на этом он не остановился и вступил в нерукотворную скинию. И, поистине, лишь здесь достигает предела тот, кто возносится в подобном восхождении.

    168. Мне кажется, что трубный глас с неба можно иначе истолковать как учителя, который указывает внимающему дорогу к нерукотворному. Ведь удивительная гармония неба прославляет сияющую во всем сущем мудрость и проповедует в видимых явлениях великую славу Божию — как сказано: "Небеса проповедуют славу Божию" (Пс. 18:2). Эта гармония ясно и благозвучно звучит как громкогласная труба учения — как говорит один из пророков, что небо протрубило свыше (1 Цар. 7:10; Сир. 46:20).

    169. Когда же тот, кто достиг чистоты и остроты сердечного слуха, слышит этот звук (под ним я понимаю созерцание сущего, приводящее к познанию Божественной силы), то этот звук направляет его рассудок к проникновению в место пребывания Бога. Именно это место и называет Писание мраком, что означает, как уже было сказано, неведение и невидение. И, оказавшись там, Моисей видит нерукотворную скинию, чтобы показать ее материальное подобие оставшимся внизу.

    170. Итак, что же это за нерукотворная скиния, явленная Моисею на горе? Он получает повеление, взирая на нее как на первообраз, отобразить это нерукотворное чудо в рукотворном изделии. "Смотри, — говорит Бог, — сделай по тому образцу, какой показан тебе на горе" (Исх. 25:40). Здесь были золотые колонны, опирающиеся на серебряные подножия и украшенные навершиями из такого же серебра. Выли еще и другие колонны с навершиями и подножиями из меди и с серебряной серединой. Ствол же у тех и других был из дерева, не подверженного гниению, а поверхность, отделанная драгоценными материалами, со всех сторон излучала сияние.

    171. Был здесь и ковчег, также сверкавший чистым золотом: облицованный им снаружи, а внутри — также из дерева, не подверженного гниению. Кроме того, был светильник: у основания он имел один ствол, который сверху разделялся на семь ветвей, и каждая из них поддерживала лампаду. Материалом для светильника было золото, и внутри оно не имело ни пустоты, ни деревянной основы. Еще там находились жертвенник, крышка ковчега[32] и так называемые херувимы, крыльями которых осенялся ковчег (Евр. 9:5). И все это из золота — не только ради внешнего украшения, так как все целиком было сделано из этого материала.

    172. Еще там были разноцветные завесы искусной ткацкой работы, где различные цвета сочетались друг с другом, придавая ткани красоту. Они разделяли скинию на две части: на видимую и доступную некоторым священнослужителям и на таинственную и недоступную. Первая именовалась святилищем, а вторая, сокровенная — Святая Святых. Кроме того, там имелись умывальники, утольницы, завесы внешнего двора, власяные шкуры, кожи, окрашенные в красный цвет, и все остальное, о чем идет речь в Писании. Да и какими словами можно было бы с точностью все это описать?

    173. Какое же все это имеет соответствие среди вещей нерукотворных? И какую пользу приносит материальное изображение всего увиденного Моисеем тем. кто на это посмотрит? Мне представляется разумным оставить подробное истолкование этих вопросов тем, кто может проницать Духом глубины Божий (1 Кор. 2:10), и тем, кто "тайны говорит духом" {1 Кор. 14:2), по слову апостола. То, что скажу по этому поводу я, — всего лишь моя догадка и предположение, которые я отдаю на суд читателей. А они могут, поразмыслив над исследуемым, принять или отвергнуть их, как сочтут нужным.

    174. Итак, опираясь на слова Павла, частично раскрывшего эту тайну, скажу, что Моисей еще прежде, в прообразе, был наставлен в тайне скинии, которая объемлет вселенную. Скиния — это, вероятно, Христос, "Божия сила и Божия премудрость" (1 Кор. 1:24). Нерукотворная по своей природе, эта скиния становится тварной, когда ей нужно быть воздвигнутой посреди нас. Поэтому она одновременно и нетварна, и тварна: несотворенная в предсуществовании, она становится сотворенной, когда принимает материальное устроение.

    175. Вряд ли тем, кто в точности принял таинство нашей веры, сказанное может показаться неясным. Ведь поистине только Один из всех и был прежде веков, и родился в последние века. Для Него не было необходимости рождаться во времени: да и как Тот, Кто был прежде времен и веков, мог бы нуждаться во временном Рождении? Но Он пожелал стать как мы, ради нас самих, по слабоволию погибших для бытия, — чтобы отпавшее от Сущего вновь возвести к Нему. Это и есть Единородный Бог, объемлющий Собою вселенную, но и среди нас устроивший Свою скинию (Ин. 1:14).

    176. И если мы называем скинией столь великое Благо, то пусть не смущается любящий Христа, будто такой словесный образ умаляет величие Божественной природы. Ведь и любое другое наименование, обозначающее Его природу, недостойно Его, да они и все вместе равным образом недостаточны для точного обозначения: как те, которые признаются незначительными, так и те, в которых заметно величие помыслов.

    177. Но все эти наименования, каждое в соответствии со своим смыслом, благочестиво употребляются для обозначения Божественной силы: врач, пастырь, защитник, хлеб, виноградная лоза, путь, дверь, обитель, вода, скала, источник и все другие Его наименования, — и точно так же Он именуется и словом "скиния" в значении, подобающем именованию Божества. Ведь действительно есть сила, которая объемлет все сущее, в которой "обитает вся полнота Божества" {Кол 2:9); общий покров всего, объемлющий собой вселенную, справедливо именуется скинией.

    178. Но необходимо, чтобы этому наименованию соответствовал зрительный образ и чтобы каждая его деталь вела к созерцанию верного представления о Боге. Итак, великий апостол говорит, что завеса земной скинии есть плоть (Евр. 10:20), — я думаю, потому, что она состоит из различных цветов, которые обозначают четыре стихии^[33]. Он и сам имел видение скинии в пренебесных святилищах (2 Кор. 12:4), где ему Духом были открыты тайны Рая. Поэтому будет правильно, опираясь на это частичное толкование, согласовать с ним дальнейшее духовное истолкование скинии.

    179. Да и в самих словах апостола мы можем найти разъяснение ее символов. Он, действительно, говорит в одном месте о Единородном, Которого мы подразумеваем под скинией, что "Им создано все, видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начала ли, власти ли..." (Кол. 1:16). Итак, отливающие серебром и золотом колонны, опорные жерди, кольца, херувимы, осеняющие крыльями ковчег, и остальное, что входит в описание устроения скинии, — если все это рассмотреть, думая о Вышнем мире, то это надмирные силы, которые созерцаются в скинии и по Божественной воле поддерживают вселенную.

    180. Они наши истинные опорные жерди, "посылаемые на служение для тех, которые имеют наследовать спасение" (Евр. 1:14). Проникая в души спасаемых, словно в кольца, они возносят лежащих на земле к высотам добродетели. И говоря, что херувимы покрывали крыльями тайны, лежащие в ковчеге завета, повествование подтверждает тем самым предложенное нами духовное толкование скинии. Ведь мы знаем, что таково имя сил, созерцаемых рядом с Божественной природой, как это увидели Исаия и Иезекииль (Ис. 37:16; Иез. 9:3). И не будем удивляться, слыша, что ковчег завета осенен крыльями! Ведь подобное можно найти и у Исайи, где пророк символически говорит о крыльях (Ис. 6:2).Но то, что здесь называется ковчегом завета, у него названо лицом, и крылья покрывают не ковчег, а лицо. Но и в том, и в другом случае, как мне кажется, имеется в виду одно и то же — понимание невозможности созерцать Божественные тайны.

    181. И когда ты слышишь о лампадах (Откр. 4:5), которые держались на одном светильнике, разделяясь на разные ветви так, что повсюду разливался в избытке обильный свет, то не ошибешься, признав их за разнообразные лучи Духа, сияющие в этой скинии. Это то, о чем говорит Исаия, различая семь лучей Духа (Ис. 11:2).

    182. A символическое значение крышки ковчега (места умилостивления), думаю, даже и не нуждается в объяснении с того времени, как апостол раскрыл сокровенный смысл, говоря о Том, Кого "Бог предложил в Жертву умилостивления" за наши души (Рим. 3:25). Когда же я слышу о жертвеннике и кадильнице, то понимаю под ними непрерывно совершаемое в этой скинии поклонение Небесных Сил. Ведь хвалу Началу всего воссылает не только язык жителей земли и подземелья, но и язык небесных жителей. Это — угодная Богу жертва, "плод уст" (Евр. 13:15), как говорит апостол, и благоухание молитв.

    183. И если среди прочих деталей скинии обратить взор на кожу, окрашенную в красный цвет, и шерстяные покрывала, то не прервется цепь нашего духовного рассуждения. Ведь глаз пророка, узрев Божественные вещи, заметит здесь предопределенное спасительное страдание, сокрытое в каждом из названных символов: красный цвет означает кровь, а шерсть — умерщвление. Шерсть лишена чувствительности, потому это — точный образ смерти.